– Тибор, только не при мне!
– Прости! Я машинально… Готовлю их для сегодняшней ночи.
Внезапно он бросил на меня испытующий взгляд:
– Что-то я не понимаю, Ноам. Я уже и прежде лечил тебя. До того ты так не выздоравливал.
– До чего?
– До потопа.
Точно камень опустился на мою грудь. Его замечание убивало меня. Хотя он сформулировал то, что я и сам уже давно ощущал, я возмутился:
– С чего бы потоп изменил меня? Что такое я пережил во время потопа, с чем не столкнулся ни ты, ни остальные? Я вместе с вами страдал от качки, блевал, подыхал с голоду и от жажды, приходил в отчаяние и считал, что настал мой последний час, я…
– Довольно! Что произошло на том острове?
Его проницательность ошеломила меня. Он вспомнил о нескольких днях, который я провел в отрыве от общины. Что я должен был открыть ему? Все или только часть? «Все» – значит и про Дерека? Или только то, что касалось Нуры и меня?
Он недовольно скривился:
– Ты задумался, Ноам: это означает, что сейчас ты мне солжешь.
Я тяжело вздохнул и решился описать ему нашу экспедицию в мельчайших подробностях: как я обманул наших товарищей, как не смог казнить Дерека, потому что он мой брат и жертва Панноама. После упоминания отвратительной сцены, рассказанной мне Дереком, Тибор перебил меня:
– Я сразу догадался, что он оскоплен. Когда я спросил его, что случилось, – рассерженные лебеди иногда набрасываются на яички детей, – он меня осадил. После чего мы стали избегать друг друга. Я собирался поделиться с тобой моими подозрениями в тот самый момент, когда ты объявил его отцом Хама, но испугался, как бы это не достигло ушей Нуры.
– Нура сама все обнаружила. По этой причине и случилось худшее.
Он озадаченно взглянул на меня. Я рассказал ему, как Нура закричала, увидев обнаженного спящего Дерека, как она ожесточилась против меня, как спряталась в пироге, чтобы поговорить со мной. Я припомнил грозу, бегство, пещеру и обрушившийся на Нуру и Дерека огненный шар. Как я бросился к ним и увидел, что оба мертвы, после чего тоже был поражен молнией. Я описал черную дыру, три дня без сознания, в забытьи, когда потоки воды вынесли меня из каменного грота. И как я очнулся в объятиях Барака.
– Хотелось ли тебе есть или пить, когда ты пришел в себя?
– Нет…
Я осознал, насколько странным было то, как я вынырнул из забытья.
Тибор воскликнул:
– Именно там! Именно там что-то произошло! В пещере. В течение этих трех дней и трех ночей. После удара молнии.
– Тибор, как ты объясняешь, что…
– Я ничего не объясняю, я приближаюсь к тайне. Знание заключается не в том, чтобы раскрыть тайну, а в том, чтобы очертить ее. Знание состоит прежде всего в том, чтобы знать, чего мы не знаем. Чтобы прикоснуться к самой сердцевине тайны, я должен приподнять поверхностные слои, те, что поддаются.