Тирца, мать Фалки, нашла меня за домом.
– Возможно ли это? – прошептала она.
Я недоверчиво, хмуро и нелюбезно смотрел на нее. Она продолжала:
– Почему отец выглядит так же молодо, как сын? Ты ведь его брат, верно?
Я с раздражением отмахнулся.
– Фалка в страшном смятении, Ноам. Как и все мы. Но ее потрясение переходит в неловкость: то, что она ценит в сыне, она видит в отце. Это ее расстраивает. Я говорю тебе об этом, потому что сама она не решится признаться.
Удивленный ее словами, я внимательней посмотрел на эту женщину. Тирца была изящной и худой, с исхудалым лицом и глубоко посаженными глазами. Серые круги и морщинки под глазами придавали ее взгляду невероятную силу. Смятение свидетельствовало о ее искренности.
– Ты выглядишь всего на год или на два старше своего сына.
– Мои мать и дядя, вся моя деревня подтвердят, что я растил его с самого начала.
– Вы выглядите одинаково. Твоя зрелость проявляется только в словах и поведении. Никогда не видела ничего подобного.
Я отвернулся. Что ей ответить? Как объяснить необъяснимое? Моя затянувшаяся молодость впервые вызвала кривотолки. То, что до сих пор было гордостью моей семьи, теперь грозило разрушить ее. Я вдруг стал помехой собственному сыну.
Умная Тирца с уважением отнеслась к моему молчанию, а затем поинтересовалась:
– Если Фалка и Хам поженятся, где они будут жить?
– Под моей крышей.
– Я против того, чтобы моя дочь жила под твоей крышей!
Она раздраженно продолжала настаивать:
– Не заставляй ее. Я не хочу, чтобы твое преимущество… твоя странность… сбили ее с толку, постоянно смущали, даже хуже… превратили ее в… в другую.
Я был потрясен тем, что говорила Тирца.
– Фалка обожает Хама, – добавила она. – Как же ей не принять в своем сердце его двойника?
Благодаря ее прозорливости я догадался, как мне следует поступить. Моя невестка принадлежит к благородному племени. Они поселятся в моем доме. А я отправлюсь в долгое путешествие.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас!
– Чтобы они успели сделать ребенка?
– Чтобы они успели сделать одного или двоих детей. Чтобы семья успела укрепиться. Чтобы я успел постареть.
– Спасибо, – только и ответила она.
Она протянула ко мне руки, чтобы скрепить наш уговор. Я подчинился ритуалу. Как ответственные отец и мать, мы оба ощутили облегчение.
Она опустила руки и спросила, глядя мне прямо в глаза:
– Скажи мне: ты действительно отец Хама?
– Клянусь тебе, Тирца.
– Значит, ты мой ровесник?
– Я твой ровесник, Тирца.
Она вздрогнула. Зябко потерла ладонями голые плечи, чтобы согреть их. Я, помимо своей воли, задержал взгляд на сухих, узловатых и воспаленных пальцах, растирающих увядшую кожу ее локтей.