Жизнь со смертью визави (Цветков) - страница 18

И чернеет чуб кудрявый
Молодого ямщика.

Гусеница, или К вопросу о загробной жизни

В труде и страхе лето провела,
но жить устала, в кокон завернулась
и там, внутри, спокойно умерла,
и бабочкой негаданно проснулась.
Вы мысль мою поймёте без труда:
в добре и зле душе не много прока,
но не забудьте к сроку, господа,
свернуться в кокон!

Замок в горах

Когда козьи следы заметает пурга,
и незримые демоны воют в ущельях,
когда скалы качаются, как на качелях, —
всех согреет тепло моего очага.
На высоком утёсе, где клёкот орлов
признаётся в любви к пламенеющим льдинам,
доживаю свой век в этом замке старинном
я — пришедший когда-то в обитель богов.
Мне наградой стал только раскатистый смех
горделивых седых, снеговых великанов,
от которого снежные барсы, отпрянув,
устремляют трусливо в долины свой бег.
Я поднялся над бездной, но я никогда,
даже в снах золотистых, или призрачно-синих,
не бывал никогда на одной недоступной вершине,
над которой горит голубая звезда.
Я устал, я состарился в этих снегах,
и со мной старый пёс — он в удачу не верит,
потому что давно хохот вьюги за дверью
в дряхлом сердце рождает лишь холод и страх.
Но зато как я рад усадить к очагу
обмороженных путников поздней порою.
Я для них ароматные вина открою,
что в подвалах своих столько лет берегу.
Тихо тянет огонь из камина ладонь,
нежной лилией к полночи вянет беседа…
Завтра снова идти им по козьему следу,
по бездонным ущельям с сверкающим льдом.
Им не хочется спать от рассказов моих,
но один за другим опускают ресницы.
Снится им та земля, где не знают о них,
и в садах им поют неизвестные птицы.
А наутро морозный и радостный крик
ненадолго опять оживит эти скалы.
Только раз обернутся: «Спасибо, старик!»
И тревожно мой пёс свои зубы оскалит.
Я с надеждой смотрю на рассвет золотой,
и вчерашних гостей провожая в дорогу,
я молюсь нелюдимому снежному богу
на высокой горе с голубою звездой.

«Вот ты узнал…»

Вот ты узнал: тщету надежд, мольбы,
предчувствие бессонниц, как падучей,
и одиночество — последний дар судьбы,
и потому, наверно, наилучший.
Теперь живи, не обращённый вспять,
не чувствуя убийственное бремя
тысячелетий, что тебя страдать
заставило безжалостное время.
Вы с миром перестали быть нужны
друг другу и наверно оба — Богу.
Тебе остались лишь мечты и сны,
создай из них все снова понемногу.
Сплетя судьбы начало и конец
над бездной их предвечного эфира,
поймёшь, что в них лишь ты один — Творец
и первенец неведомого мира.

Осенний дождь

Он капал, капал, капал, капал,
он наводил немую грусть,
и я столбцы его вокабул
с утра запомнил наизусть.
Вершилось тайное возмездье
в сомнамбулической тиши,