– Но Кейн настаивает, чтобы я продолжал этим заниматься. Ему, видишь ли, не хочется управлять этим делом в одиночку.
– С каких это пор ты стал его слушаться?
Я чуть заметно улыбнулся:
– Да потому, что я и сам знаю, что ему не под силу вести такие дела. Он резкий, порывистый, а я, наоборот, делаю все основательно. Ему подавай все здесь и сейчас, а я не привык торопить события. Да и, в общем-то, он больше скупердяй, нежели бизнесмен. Так что мы уравновешиваем друг друга.
– А вином тебе нравится заниматься?
– О да. Это честный бизнес, и мне не стыдно за него. Я начал, когда мне было всего восемнадцать, а через несколько лет уже стал одним из ведущих виноделов в Италии.
– Мама, наверно, гордилась тобой.
– Да.
Мама гордилась, это точно. А вот отец называл меня говнюком.
– Мне бы хотелось посмотреть, если ты позволишь.
– Конечно.
В самом деле, славно будет трахнуть ее на моем рабочем столе после дня, проведенного в полях. И лестно будет показать ее служащим – пусть посмотрят, с какой женщиной я сплю.
Она допила бокал и потянулась к следующему.
– Спасибо, что отвечаешь на мои вопросы.
Она жила у меня уже три месяца, а мы ни разу нормально не разговаривали. Только о делах или о пуговицах. И теперь я спокойно отвечал на ее вопросы, даже не задумываясь об этом. Она знала обо мне больше, чем кто-нибудь, за исключением Ларса, разумеется.
– А с чего мне не отвечать? Мне только не нравится, когда это начинает напоминать допрос.
– Вот уж никогда не думала допрашивать тебя. Мне просто хочется побольше узнать о тебе.
С этими словами она посмотрела в бокал и немного покрутила его, прежде чем выпить.
Когда она отводила взгляд, я принимался рассматривать ее. Я следил, как ее пальцы с накрашенными ногтями обхватывают верх бокала. Лак был темно-красный, как и ее помада. Ее пальцы – длинные и тонкие – великолепно смотрелись на моем члене, когда она обхватывала его, делая минет. Она опускала глаза, и я мог видеть каждую ее ресницу, как она ниспадает вниз и слегка закручивается у кончика. Ресницы были густые, плотные – таких я еще не встречал. Да, Перл и без макияжа была чертовски хороша, но теперь это было что-то потрясающее. Никогда доселе я не сидел за столом напротив такой великолепной женщины. А Перл даже не догадывалась, насколько она сногсшибательна. Как ей, выросшей в трущобе, на самом дне, удалось стать столь женственной, красивой? Кто привил ей неповторимую элегантность, величавую гордость?
– Ты выросла в Нью-Йорке?
Она допила вино и поставила бокал на стол.
– И родилась, и выросла. Да, такого города больше нет нигде в мире…