Но таких было мало. В основном оболваненные пропагандой государственности граждане охотно забывали некогда близких людей. Им сказали: «враг», значит — враг. Проще живется, когда киваешь на систему. Лицемерие, обычное дело.
Второй способ получения еды — это менять ценности с вновь прибывших на продукты. Охранники этому, понятное дело, тоже не препятствовали. Они, в основном, этим делом и промышляли.
И третий способ — поставлять тем же самым австрийцам женщин, что еще не успели опуститься до совсем непривлекательного состояния. Поэтому каждая новая партия «русинов» была любопытна, как лагерникам, так и их охранникам.
Последние устраивали по этому поводу рейды внутрь территории, огороженной колючей проволокой. Они высматривали себе то, что считали по праву своим. Сообщив о своем выборе лагерным заправилам, которые позволяли себе поторговаться, расхваливая вновь прибывший «товар», австрийцы уходили прочь.
Ну, а вечером их навещали «избранницы». После визита несчастных дам охранники выдавали им на руки оговоренный набор съестного и чувствовали себя при этом превосходно. Во всяком случае угрызениями совести перед своими фрау, которые растили по домам будущих защитников или защитниц устоев страны-преемницы Римской империи, они не испытывали. Алягер ком алягер.
А как же Женевская конвенция?
Сам дурак! Вот и все, блин.
Иной раз охранники заходили на лагерную территорию по рабочей, так сказать, надобности. Кто-то кого-то сдавал, обвинял в неблагонадежности и подстрекательстве, а это дело без внимания оставлять было нельзя. Для этой цели и были приспособлены специальные столбы. На них через устроенный крюк была пропущена веревка с петлей. В петлю пихалась шея подозреваемого смерда, и дюжие австрийцы тотчас же поднимали несчастного посредством этой веревки на метр от земли. Крепили канат, чтоб не сползал, и оставляли узника дрыгать ногами, пока тот не удавится до смерти. В таком положении несчастному повешенному было уготовано висеть дни и недели до тех пор, пока останки сами не обвалятся наземь. В назидание всем прочим лагерникам!
Вот такой был Талергоф. Вот такие были люди.
Игги понимал, что еды ему наготове никто не даст, а питаться корешками, червячками и жуками, которые добывались из земли, он не планировал. К слову, те смерды, что опускались до подножного корма, загибались даже быстрее тех, кто просто голодал. Не приспособлен человеческий организм усваивать белок от насекомых.
Для того, чтобы убраться из Талергофа большого ума не надо. Надо иметь ум, чтобы в первые же минуты, часы, дни, да, вообще — никогда — обратно не загреметь. То есть, иными словами, никто — ни австрийский бюргер, ни австрийский солдат — не должен заподозрить в увиденном им человеке беглеца.