После очередного столкновения один из контейнеров лопнул, словно орех, и из него посыпались какие-то пакеты, свертки, целые гроздья небольших по размеру цилиндрических предметов, в которых Жаклин безошибочно опознала баллоны с кислородом…
Неожиданно ее накрыл приступ запоздалого раскаяния.
Что же мы сделали? Для чего? Ведь очень может статься, что вот эти баллоны и пакеты означают чью-то жизнь или смерть там, на Горгоне… Господи, прости меня, грешную! Не хотела я такого, видит бог, не хотела…
И почти сразу же из темных глубин сознания всплыл другой голос, холодный и рассчетливый, мгновенно пресекший зарождавшееся покаяние в самом зародыше.
Ничего, выкарабкаются как-нибудь. Обо мне год назад почему-то никто не подумал, когда принимал решение, фактически лишившее подающего надежды пилота любимой профессии, а также средств к существованию. Никому до меня не было никакого дела, так почему сейчас я должна заботиться о ком-то, кого даже никогда не видела и кого никогда не знала? Пусть теперь деятели из космофлота ломают головы, если они у них, конечно, есть, насчет чего у меня почему-то возникают сильные сомнения. А вот я с недавних пор только за себя.
Вернувшиеся в рубку капитан Каттнер и Гюнтер некоторое время наблюдали на экране захватывающую картину вращающихся и сталкивающихся контейнеров, прямо на глазах превращавшихся в груду бесформенных обломков, после чего капитан негромко произнес:
— По местам. Начинаем торможение.
Несколькими точными импульсами двигателей ориентации Жаклин развернула корабль кормой вперед. При этом осуществила маневр кувырком вокруг хвоста, специально, чтобы «порадовать» коллегу Гюнтера. С каким-то неведомым прежде злорадством она наблюдала, как тот судорожно вцепился в подлокотники и сильно побледнел, когда кресло под ним неожиданно взмыло круто вверх, а Лорелея вдруг провалилась под нижнюю кромку экрана, и вслед за ней туда же посыпались многочисленные звезды, включая тусклую ленту Млечного пути. Откуда-то из-за спины неторопливо выплыл неяркий красновато-оранжевый шарик местного светила, замедлил движение, а затем и вовсе остановился, прочно утвердившись в центральной части экрана.
Жаклин покосилась на присмиревшего «коллегу», ухмыльнулась и произнесла:
— Начинаю обратный отсчет. Пять, четыре, три, два, один… Зажигание!
Если сравнивать «Ириду» с мчащейся во весь опор лошадью, то теперь она, похоже, уперлась в дорогу всеми четырьмя копытами, словно увидев перед собой нежданно возникшее препятствие. Перегрузка немедленно вдавила Жаклин в спинку кресла, а Гюнтер побледнел еще больше и выглядел как привидение, хотя, казалось, бледнеть сильнее уже просто некуда.