— Но ведь есть же какие-то службы, способные этому воспрепятствовать? Та же таможня, например.
— Наивный вы человек, Кэт, — Катерина заметила, что Алекс смотрит на нее с каким-то неуловимым оттенком то ли снисхождения, то ли жалости, и это было крайне неприятно. — Никакая таможня их не остановит. Такой гигант как «Celestial Food» всегда сумеет отыскать обходные пути. Легальные — хорошо, а если не выйдет, то на этот случай есть деньги. Много денег. А в таможне тоже ведь люди работают.
— Просто апокалипсис какой-то. А вам не кажется, что вы, как бы это сказать, слегка преувеличиваете опасность? Может быть все не так трагично?
Алекс покачал головой.
— Скорее наоборот. Правда, один положительный момент в этой истории все-таки есть. По каким-то невыясненным пока причинам наш Arbor fern произрастает в единственном месте на планете, а именно, здесь, в Долине Тысячи радуг, и не желает произрастать где-либо еще. Ни одна попытка пересадить его на другую почву не увенчалась успехом. И это обстоятельство — единственный залог того, что «Celestial Food» не удастся расширить производство. Однако, лишь до поры до времени. Не стоит обольщаться.
— Ну, и какой же, по-вашему, выход из этой ситуации?
Алекс долго молчал, словно раздумывая, говорить — не говорить, но потом, видимо, принял решение.
— Есть вариант, но пока нельзя сказать что-либо определенное. Помните, я упоминал о своем столь неудачно сложившемся отпуске?
— Да-да, конечно. И о вашем негуманном начальстве тоже, и о каких-то там несчастных случаях.
— Вот-вот. Речь как раз об этих происшествиях. Дело в том, что согласно статистике почти девяносто процентов случаев происходят именно здесь, в Долине Тысячи радуг. Это никак не может быть случайностью. Я просто убежден, что торн играет во всем этом далеко не последнюю роль. И если эту связь удастся установить и доказать, то тогда, я не сомневаюсь, он будет объявлен вне закона. Одно дело весьма умозрительные споры на тему, наркотик это или все-таки нет. И совсем другое — причастность зелья к смерти людей. Да нет, что я говорю. К тому, что хуже самой смерти.
— А… а что случается с этими людьми?
— Разрушение периферийной нервной системы, в результате чего наступает полный коллапс. Так называемый синдром Бергмага-Флетчера. Абсолютное прекращение любой мышечной активности, за исключением внутренних органов. Человек при этом превращается в растение. Мозг продолжает жить в полностью неподвижном теле, по некоторым признакам даже продолжает нормально функционировать. Однако, связь с внешним миром при этом нарушается совершенно необратимо. Нет ни зрения, ни слуха, ни обоняния… ничего. И вот это и есть самое страшное. Живой человеческий мозг в условиях полной, абсолютной изоляции, заключенный в практически мертвую оболочку… По-моему, ничего ужаснее быть не может. В таких условиях я бы точно сошел с ума. И прекратить подобное существование никто из врачей не берется, ведь по сути это стало бы убийством… Что с вами? Вы побледнели…