Матильда и Тео сидели справа от меня, а Жюльет слева. Для похода в театр она надела длинное шелковое платье и принадлежавший ее матери жакет от Аньес Б., который Жюльет носила в особых случаях. Об Анук она говорила с еще большим уважением. Я чувствовала, что в наших отношениях что-то изменилось, как будто Жюльет боялась украсть у меня внимание матери. Неужели она считала меня ущербной из-за того, что у меня один родитель, а не двое, как у нее? Неужели думала, что Анук любит ее больше собственной дочери только потому, что она хочет работать в киноиндустрии? Анук действительно помогла ей с фильмом, и на лице Жюльет читалось чувство вины и одновременно озабоченность. Я хорошо знала этот ее взгляд и думала, уж не права ли она. Может, мне стоит уделять матери больше внимания.
Поднялся занавес, и Анук вышла на сцену. У меня перехватило дыхание. Высокая и подтянутая, она двигалась очень уверенно. Ее быстрые, как у лошади, ноги пересекли сцену. Губы были накрашены помадой ее коронного темно-красного оттенка, рыжие кудри ниспадали на плечи. Седые пряди на висках переливались в свете софитов. На ней были эластичное черное платье и колготки – наряд, который в случае необходимости легко снять и снова надеть. В конце спектакля Анук собиралась танцевать.
Ее голос звучал сексуально. Она говорила медленно, четко произнося каждое слово. Она села на край сцены, свесив ноги, в нескольких шагах от первого ряда. Я представила в этом ряду папу: он сидел там, когда впервые увидел ее.
Я говорила с мужчиной, которого любила, за две недели до его смерти.
Мы встретились в доме у друга. Общего друга, который предоставил нам свою квартиру, чтобы мы могли провести час вдвоем. Я настояла на личной встрече. Сначала он не соглашался, опасаясь, что за нами будут следить или что его жена об этом узнает. Я сказала, что хочу сообщить ему кое-что важное.
Мы должны были увидеться в среду вечером, в десять часов. Дверь в квартиру была не заперта, и я вошла. Мне сказали чувствовать себя как дома. Я повесила куртку на стул и огляделась. В прихожей никого не было. Он ждал меня в гостиной. Мы сели на разных концах дивана.
С этими словами Анук передвинула стул в другой угол сцены. Она повернулась к противоположному краю, разговаривая с невидимым собеседником.
Он казался мне чужим. Я знала его лучше чем кого бы то ни было, лучше всех мужчин. Но вместо того, чтобы обняться, как обычно, мы сели далеко друг от друга. Он выглядел несчастным, как будто не спал неделями.
Я спросила:
– Ты хочешь начать сначала? Мы найдем способ. Можем быть осторожными. Мы с дочерью ненадолго уедем из Парижа. Так будет легче избежать внимания к себе.