– И прекрасная актриса. Анук Лув.
Получается, он ее знает. Я ждала, что сейчас он или уйдет, или попросит оказать ему услугу.
– Ваша мать была восходящей звездой, когда я начинал свою журналистскую карьеру.
Он так это сказал, будто больше она не звезда, и я ощутила болезненный укол в сердце.
Он назвался Давидом Перреном. Я сразу вспомнила это имя. Он писал длинные биографические очерки о людях творческих профессий, и я не сомневалась, что Анук была бы рада, если бы он написал о ней. Я подумала, что надо ему намекнуть, спросить, видел ли он ее последние спектакли, сказать, что за это время она изменилась, ее работы стали более зрелыми, и что хотя в них теперь меньше внешнего блеска, чем в те годы, когда она была танцовщицей, она по-прежнему играет хорошо, даже лучше, чем раньше. Но я промолчала, чувствуя изнеможение от одной только мысли о том, что придется осыпать ее похвалами. Я не хотела говорить о ней.
Давид спросил, понравилась ли мне пьеса. Я сказала ему правду – что я считаю ее натянутой и претенциозной. Мне не понравилась ироническая дистанция, которую актеры так стремились подчеркнуть, – ни нарочито искусственные интонации и жесты, ни отсутствующее выражение, с которым произносилось большинство реплик. Мне нужны были эмоции, я хотела почувствовать связь с актерами, хотела, чтобы меня тронула их игра. Мне нужно было, чтобы спектакль пригвоздил меня к креслу, чтобы я до самого конца не отрывалась от происходящего и не хотела уходить. А тут я встала сразу же, как только наш ряд начал пустеть.
– Она лишена аутентичности, – прибавила я, изо всех сил стараясь придумать что-нибудь такое, что бы произвело впечатление на Давида, и упомянула выставку дадаистов в Центре Помпиду. – Они пытались сделать дадаистскую вещь, антипьесу, но им не хватило ни энергии, ни политического импульса, ни изобретательности дадаизма.
Его, кажется, изумило мое сравнение.
– Об этом я не думал, – сказал он, – но понимаю, что вы имеете в виду. Вы хотите, чтобы персонажи открыто выражали свои эмоции.
– Вы будете писать рецензию? – наконец спросила я и почувствовала себя глупо.
– Вообще-то не собирался, но теперь, может, и напишу. Меня заинтересовала ваша параллель с дадаизмом. Я случайно услышал, как кто-то из актеров говорил об автоматическом письме, и в любом случае планирую сходить на выставку в Центр Помпиду.
– Там представлена выдающаяся коллекция, – сказала я, тщательно подбирая слова в попытке продемонстрировать, что разбираюсь в теме.
– Вы говорите как студент-искусствовед.
Я покраснела.