Но потом откалывается и с грохотом рушится кусок потолка. И это я уже не могу игнорировать, потому что он падает в облаке чёрного пепла прямо за спиной моего мужа, в зоне моей видимости. Хрустальный перезвон прекращается, свет почти гаснет, будто и семечко пугается произошедшего.
Дорн отстраняется резко, цедя ругательства сквозь зубы, и ссаживает меня с колен.
Поднимается, в нетерпении роняя стул. Хватает меня за руку и отворачивается, тянет за собой.
— Идём отсюда. Хватит на сегодня. Оно и так достаточно выросло.
Его жёсткий, мрачный тон меня немедленно отрезвляет. Как вылитое на голову ведро ледяной воды.
Я, наконец, оглядываюсь.
Семечко прекратило рост, и я теперь вижу, какие длинные, мощные, прекрасные ветви оно отрастило. Серые, с матовыми прожилками, слабо пульсирующими изнутри розовым светом — они протянулись ввысь и в стороны почти на высоту человеческого роста. Ни одного бутона, зато каменные листья с ладонь и острые прозрачные шипы чуть не с полпальца длиной. А мощные корни превратили трещину в столе в настоящий разлом — у Морриганов того и гляди появится два фамильных стола.
И мне бы радоваться, что наш план реализуется со столь заметным успехом… Но я останавливаюсь как вкопанная и выдергиваю ладонь из пальцев мужа. Мне становится горько и обидно. Со дна души снова мутным илом поднимается злость на Дорна. И раз уж я сегодня другая…
— Это всё замечательно, конечно… Но я никуда не пойду, пока ты меня не поцелуешь.
Он тоже останавливается и медленно оборачивается ко мне, распрямляя плечи. Вот он — подлинный камень. Каменный внутри и снаружи — герцог Морриган, мой муж. Намного жёстче и неподатливее, чем живой камень Замка пепельной розы.
— Быстрее, Элис. Здесь опасно находиться.
Пол под ногами уже перестал дрожать. Но теперь я знаю, что за песочный шорох слышала — это осыпался чёрными струйками потолок в нескольких местах. В дырах виднеются отблески лунного сияния из незашторенных окон верхнего этажа — и этого света мне достаточно, чтобы понять, что в трапезный зал поместья Тедервин теперь можно проложить пару новых лестниц. Прямиком через прорехи в потолке.
Мамочки… неужели это всё мы натворили?!
Но сегодня ночью у меня явно отключился инстинкт самосохранения.
Решительно качаю головой, упрямо сжимаю губы.
— Элис, не глупи! Идём.
В голосе его всё-таки прорывается раздражение. И ещё непривычная лохматость там, где я зарывалась пальцами в его волосы, выбивается из образа чопорного лорда. А потом на мгновение я замечаю лихорадочно сверкающий взгляд из-под чёрных ресниц. Тот самый, обжигающий, страстный… он не смог его спрятать. И я понимаю, что не всё ещё ушло. А может, и не уходило на самом деле. Это укрепляет мою решимость.