Мне показали, как какие-то рыцари в сверкающей броне бегут за толпой.
— Свежие новости! — тут же выдало зеркало, показывая, как рыцари бегут от толпы!
«Выдайте нам богиню!» — кричали в зеркале, яростно размахивая черными тряпками.
— Дракону удалось подавить восстание! — тут же заорало зеркало. — Часть точно! Неудачное приземление подавило часть повстанцев!
«Да здравствует тьма! Тьма — это свобода!» — кричали люди, закрываясь черной тканью от света, пока я искренне недоумевала, где успела так наследить!
— Я — стул? — снова задумчиво повторил второй голос, а я мрачно посмотрела на весь этот дурдом.
— Опять скрипит потертое седло? — вспылила я, щурясь от непривычного света и неразборчивого шума. — Стул пока молчит, говорит зеркало! Что произошло? Хотя нет, давай по порядку! Где я?
— В своем храме! — всхлипнуло зеркало, останавливая картинку на том, как разъяренная толпа стучится в огромные двери, на которых было изображено солнце. — Бедная, бедная богиня! Тебя предали те, кого ты спасла!
— От кого? — недоумевая, спросила я, не помня, чтобы десять минут назад тащила за хвост убитого дракона, виляя стрингами и отбрасывая за спину простыню в цветочек. Вместо воспоминаний была какая-то липкая вата тумана, застилающая все, даже то, как меня зовут. Я даже не помнила, что было со мной полчаса назад!
— От него! — икнуло зеркало, уверяя меня, что планы на два понедельника вперед — это слишком жирно для моего текущего положения. — Ты дала им все, а они… Неблагодарные!
— Что я там дала? — поинтересовалась я, закусывая губу.
— Ты дала им закон, справедливость, — перечисляло зеркало, но тут же послышался второй голос.
— … тиранию, диктатуру, — скромно уточнил стул, тут же загадочно замолкая. — И вообще-то я — не стул!
— Хорошо, будешь креслом! До дивана ты еще не дорос в моих глазах! — отмахнулась я, собирая все, что мне удалось выяснить. — Итак, я в своем храме! Я — богиня! Меня все люто ненавидят! Если я — богиня, то я же могу разозлиться? Бросить в них какую-нибудь молнию!
Мне показывали белоснежный храм, двери с огромным засовом, в которые снаружи ломились так, что засов подскакивал. Девушки в белоснежных одеждах, прикрывающих лишь самое интересное мужскому глазу падали на колени перед статуей, умоляя спасти их. Я присела на стульчик, понимая, что такие новости нужно воспринимать сидя.
— Страшно, не когда тебя зовут, богиня, — послышался все тот же бархатистый голос, который был рядом и далеко, здесь и нигде. В какой-то момент мне показалось, что он шепчет мне на ухо так, как шепчут любимой, драгоценной, обожаемой женщине пылкие признания и слова любви. — Страшно, когда тебя призывают.