Это просто сладкий сон. В этом сне руки нежно скользили по моим плечам, и они начинали казаться хрупкими и беззащитными. «Мы же столько вынесли! — удивлялись плечи. — Не такие уж мы и хрупкие! Мы демона на скаку остановим, и в дракона по пятки войдем!» Нет-нет-нет! Вы — хрупкие… Вы нежные… И вас нужно беречь… Я не знаю, что со мной происходит… Меня предала собственная душа! Не будь ее, я бы оттолкнула нежные губы, долгим поцелуем опьяняющие меня до головокружения. Я бы оттолкнула руки, снимающие с меня полотенце. Не упивалась каждым поцелуем и не трепетала от каждого сладкого вздоха, сорвавшегося с чужих губ. По моему телу не скользило бы дыхание, заставляющее цепляться за широкие обнаженные плечи, как за жизнь, глядя сквозь полуприкрытые веки на потолок — облака, казавшийся раем земным. Из моих полуоткрытых губ, все еще хранящих сладость поцелуя, не вырывался бы стон наслаждения, а мое тело бы не вздрагивало на простынях, растворяясь с каждым толчком в звенящей тишине в море нежности и исступленного наслаждения. Я бы никогда не почувствовала тот опьяняющий миг, когда в одно мгновение мир растворился бесследно в чарующем флере чужих растрепанных волос.
Не было бы поцелуя, на который я не смогла ответить, потому что судорожно ловлю воздух, задыхаясь, словно рыба, выброшенная на сушу из моря любви и обожания. Я умоляю каждым поцелуем, прошу еще глоток этой любви, и вздрагиваю от счастья, когда получаю, жадно прильнув к его губам… Рай померк в тот момент, когда внутри меня стало разгораться адское удушающее пламя. Мне казалось, что я убью его, растерзаю, уничтожу, пока его руки уничтожали меня с такой же жадностью, с которой сердце выстукивало имя.
Я целовала, впиваясь в его плечи, чуть ли не плача от мысли, что мне не дадут его разорвать на мелкие кусочки и оставить каждый себе. Сожрать, присвоить, чтобы упиваться им бесконечно. Дрожащая, обессиленная, я все еще пыталась слабыми руками воплотить в жизнь свой план, а небеса на потолке казались такими далекими, такими холодными и такими пустыми…
И только адское пламя на его губ согревало и заставляло обессиленно смотреть на с мольбой на каждую черточку его лица, забыв обо всем, о чудовище, которое спряталось и ждет, когда последний луч солнца очертит грань между безумием и сумасшествием.
Душа горела, даря яркий ослепительный свет, когда я, свернувшись лежала на его руке, чувствуя его дыхание в своих волосах и тепло обнимающих меня рук.
Мне казалось, что я допустила ошибку, но душа твердила: «Как можно называть ошибкой эту нежность, которую мне вернули в стократном объеме и которую до сих пор возвращают…» Я готова была мириться с чудовищем, готова была стоически терпеть катание на ежиках, готова была улыбаться, когда внутри все сжимается от страха.