— Садись уже! — проскрипела цыганка, пока я выбирала пуфик почище. Пахло внутри так, словно в мужской раздевалке, поэтому я старалась дышать через раз. Лысеющий ковер был оставлен молью в подарок потомкам. Судя по мрачной атрибутике, черви на кладбище передумали искать владелицу еще лет тридцать назад.
— Дай сюда руку, — произнесла цыганка, уставившись на меня глазами-маслинами. Руки у нее были холодными, а я опасливо смотрела, как ее длинный коготь скользит по моей ладони.
— У меня за душой ни копейки, — еще раз предупредила ее я. Цыганка усмехнулась, присматриваясь ко мне.
— И души у тебя нет, — произнесла она, выпуская мне в лицо клубы дыма. — Чем же ты думала, когда душу свою продавала?
— А не скажете, за что я ее продала? — с надеждой спросила я, закусив губу и внимательно глядя на линии на своей ладони.
— Такого идиотизма я в жизни не видела, — глаза цыганки округлились. — Хочешь вернуть ее?
— Как? — прошептала я, глядя в черные глаза. Где-то внутри появилась тетя из ЗАГСа со штампом: «Развод».
— Непросто, — произнесла цыганка. Я нервно перебирала варианты, пока уставилась на меня. — Не веришь, да? А зря! Ты ведешь себя так, потому что не чувствуешь разницу! Что с душой, что без! Меня тоже когда-то демон обманул. Влюбилась я в него до безумия и душу ему отдала… Но вот в чем беда… Души-то у демонов не хранятся. Все собранные души уходят с адского аукциона. Кто купит — тому душа и достанется. Кто-то покупает, чтобы мучить их, кто-то покупает и коллекционирует…
— О, нет, про любовь речи быть не может, — запротестовала я, качая головой. В этот момент перед глазами встали широкие плечи по которым стекала вода, мокрые волосы и взгляд…
— Не верь в любовь демонов, — покачала головой цыганка. — Чтобы он тебе не говорил — не вздумай верить! Вешай ему лапшу на рога, но не расслабляйся. А они умеют… Речи у них сладкие…
— Это не про Оливьера, — усмехнулась я, все еще с подозрением глядя вокруг.
— Оливьер? — глаза цыганки расширились, а она смотрела на меня с ужасом. Она встала и стала рыться в своем скарбе. В стороны летели какие-то склянки, банки, сушеные связки. Одна склянка с глазом пролетела мимо меня и даже успела подмигнуть.
— Вот! — произнесла цыганка, выкладывая на стол что-то завернутое в бархатную ткань. — Закрой шатер!
Я задернула поплотнее вход, снова присаживаясь возле потертого столика. В руках у цыганки была древняя деревянная шкатулка с символами. Она что-то прошептала, а потом с легкостью открыла ее. На бархатной подушечке лежала черная роза. Она была полностью черная — от лепестков до кончиков листьев. Ее стебель был усыпан мелкими шипами, острыми, как иглы.