— Давай сюда плащ, вешалка, — послышался голос. Ректор что-то высказывал, протягивая плащ. Он яростно тыкал пальцами в окна и разводил руками.
— Посчитаешь — пришлешь, — послышался уставший голос.
Я смотрела вслед уходящему силуэту. «Обернись! Пожалуйста!» — просила я, кусая губы. И прижимала к груди одну туфлю на шпильке. Вторая была наполовину испепелена.
Я почти проводила силуэт до выхода из внутреннего двора Академии. И только перед тем, как исчезнуть в портале, я поймала мимолетный взгляд изумрудных глаз.
— Вы еще на родительских собраниях не были! — вздохнул Филиус, пытаясь заклинанием вставить ближайшее окно. — Это так, цветочки!
Глава двенадцатая. Василиса Призванная
Домой я вернулась грязная, как чупакабра. В зеркале отразилось то, что повергло в ужас даже болотную кикимору.
— Твою мать! — сказала бы кикимора. И поняла, что рядом со мной она — прекрасная фея.
Грязная, как поросенок, с одной туфелькой, с распущенными волосами, облепившими грязную щеку, и почему-то каким-то очень загадочным взглядом. Я посмотрела на себя пристально. А потом побрела в ванную. Выбросить дорогущую туфлю рука не поднялась. Одежда исчезла в недрах стиральной машины.
Я блаженствовала в мягкой пене, хрипловато и нескладно напевая что-то романтическое. Песня была очень содержательной. Но и акустика не подкачала. Пусть соседи думают, что я завела кота и пытаюсь его искупать.
Пока на меня наводили порчу соседи за стенкой, я отмокала и мечтательно перебирала пену. На бортик ванной пыталась забраться Блу. Вся ее морда была перемазана в картошке.
— Ла-ла-лай, — пела я, пока соседи грозились вызвать общество по защите прав животных. — Мур-мур-мур!
Я прокручивала события. С моих губ не сползала загадочная улыбка. Я дергала плечами в такт беззвучной музыке. И поднимала ноги, имитируя сборную по плаванью.
— Туру-туру, — решила я разнообразить репертуар. И инфаркт соседей.
Интересно, я ему нравлюсь? Я закусила губу, мучаясь этим вопросом.
Опыт предыдущих отношений еще был свеж. Сначала он был принцем. А потом я узнала, что принц любит шуточки, от которых краснеют на переменах первоклашки. При словах «кака» и «жопа» он заливисто смеялся. И требовал смеяться вместе с ним.
Зато я выяснила для себя важную истину.
Бывают женщины-иномарки. Они беспроблемные, заводятся с полоборота, не ломаются. А я — баба-запорожец. Люблю, когда меня носят на руках, постоянно ломаюсь. И еще не факт, что заведусь!
— Милый, тебя хотят! — эротично виляя бедрами, вошла сквозь дверь полупрозрачная красотка. Она отвлекла меня от женской философии.