— А ничего, что они у меня коричневые? — с усмешкой отозвалась я, понимая, что дежурные комплименты исходя отнюдь не из искренне любящего сердца. — Не знаю, как ты в них тонуть собрался…
— А губы напоминают лепестки роз, — насмешливо продолжал Оберон.
— Сразу уточняй, какие губы, а то я еще от карих глаз не отошла, — вздохнула я, сидя на столе. — Продолжай. Я внимаю тебе всей самооценкой!
— Твой голос звенит, как ручей, — все так же странным голосом продолжал Оберон, а я понимала, что ни о какой любви с его стороны речи быть не могло.
— Особенно, когда я простудилась! — кивнула я, не понимая, к чему он клонит. — Прямо такой ручей звенит, что можно смело подходить в темноте к ничего не подозревающей жертве и хрипеть на ухо. Пока он не утонет в коричневом море… Давай, ласкай мою самооценочку…
Он обернулся, а я уже пыталась слезть со стола, но взгляд застал меня врасплох.
— Ты продолжай, — успокоила я, пока одна лапа висела в воздухе. — Ты там на ручье остановился… Напоминаю, мы ищем во мне что-то хорошее!
— Ты куда собралась? — произнес Оберон, пока я свесилась, пытаясь оценить высоту стола и свои возможности. Я так понимаю, он у нас избалован женским вниманием? Хорошо, я — очень принципиальная жаба!
— Я собираюсь уйти и хлопнуть дверью твою самооценку, — гаденько ответила я, вспоминая, что среди жаб встречаются и ядовитые.
— Ладно, иди сюда! — произнес он с насмешкой, а я решила ускориться, но меня поймали в руку.
— Ваше Величество! Не трогайте меня своими руками! — возмущалась я. — Я вами немного брезгую!
— Что?!! — я увидела такое лицо, от которого лапки тут же прикинули, что нужно сматываться.
— Да, — гордо ответила я, прикидывая, куда бы половчее спрыгнуть с его ладони. — Я — очень брезгливая жаба. А то тянутся к тебе чьи-то губы, а ты думаешь: фу, какая гадость! Лезут тут всякий принцы-короли! Как будто целовать больше нечего!
Я отвернулась, понимая, что только что где-то затаилась смертельная мужская обида, которая выпрыгнет при первом же удобном случае и загрызет меня. «Ты с ума сошла!» — взмолился внутренний голос, влезая в воспитательный процесс.
— Хватит вредничать! — приказал Оберон, а я попыталась укусить его за палец. Поскольку с зубами у меня была напряженка, получилось как-то очень игриво и даже немного эротично. Через пару минут я сидела в укромном месте под кроватью, размышляя на тему: «Сколько мне осталось жить?» Пессимист уверял, что считаные секунды, а оптимист утешал, что пару минут. Еще бы! Я его за нос укусила!
— Вылезай, — послышался холодный голос. — У меня терпение не безграничное.