— Неужели тебе все равно? — послышался шепот, в тот момент, когда я против воли расслабилась в его объятиях. Долгий и медленный поцелуй уводил меня во тьму мучительной страсти, от которой теряется контроль над телом и чувствами. Они начинали жить своей жизнью, порожденной глубокими резкими и исступленными толчками, наполненными сладкой мукой, ненавистью и обожанием.
Каждый толчок обжигал ненавистью, пьянящей и яростной. Каждый поцелуй утешал меня любовью. Полуприкрыв глаза, он перевернул меня на спину, уложив животом на подушку.
— Хорошо, — отчаянным, опьяненным голосом выдохнул дракон, положив руку мне на талию и впиваясь в нее пальцами. Он склонился ко мне, а кончики его длинных волос нежно коснулись моей спины, словно утешая перед чем-то страшным. Его губы захватили мою шею в затяжной и жадный поцелуй.
Рука лениво и властно утешала мою спину, ведя по ней шелковые узоры прикосновения. Мне казалось, что это не он испытывал страх. Дракон был до смерти напугал бы любой пойманный им страх.
— Зря ты молчишь, — медленно и шепотом прошептал он, входя в меня с такой силой, что у меня остановилось дыхание. Такой яркой и сладкой муки я не испытывала никогда в своей жизни. Он словно пронзил меня насквозь, терзая и мучая меня жестокостью, в тот момент, когда я сдерживала каждый вздох и каждый стон, понимая, что растворяюсь в звенящей тишине бесстыжего экстаза.
Хотелось плакать и смеяться, задыхаться и умирать, сила воли сломались под ударом этой необузданной похоти и чувств на уровне чего-то первобытного, темного и сакрального. В тот момент, когда что-то внутри меня едва не вырвалось наружу хриплым криком, я украдкой впилась зубами в покрывало, чувствуя, как каждый толчок продлевает наслаждение еще на несколько мучительно сладких мгновений. «Мамочки… Мамочки…», — беззвучно задыхалась я, растворяясь в теплом обволакивающем чувстве любви.
Я лежала, укутанная, а мои волосы перебирали руки, для этого явно не предназначенные. У куклы села батарейка, если что. «Ага! Сейчас тебе еще батарейку вставят! Пятую по счету за эту ночь!» — прошептало сердце, все еще обалдевая от происходящего. Оно что-то прятало, но я не могла понять что. Каждый раз, когда я прислушивалась к нему, оно замирало, делая вид, что все в порядке.
Нежный поцелуй все еще стыл на моих полуоткрытых губах, а чужое дыхание блуждало в моих волосах. Я помню одно лишь слово, от которого стало как-то не по себе. Слово, которое он выдохнул прикасаясь губами к моим губам: «Драгоценная…»
Мне удалось задремать спустя полчаса, как вдруг до меня донесся тихий вой. Кто-то подвывал, и я открыла глаза, прислушиваясь к темноте. Вой был настолько жалобным, настолько страшным, что я вспомнила про ружье. Осторожно выбравшись из-под тяжелой руки после нелегких переговоров с жадной конечностью, я спустила ноги на пол, засунув ноги в туфли и набросив на себя покрывало. Кайзерина с портрета смотрела на меня так, словно уже отдала приказ меня казнить.