Шутки шутками, а ситуация складывалась явно не в мою пользу. Рука стала неметь, я теперь даже свой щит не смогу поднять, если даже смогу к нему подобраться, хотя защищаться им, имея торчащую из него полоску стали — то ещё удовольствие. Да ещё и расторопные слуги, мать их за ногу, успели убрать с арены не только раненого Борши, но и его щит. Какого же хрена меч-то оставили, олухи?! Специально для моего соперника?
А тот явно почувствовал вкус крови, тем более что видел, как я орошаю ею усыпанный опилками пол арены. Он снова скалился, но теперь уже от предчувствия своей близкой, как ему казалось, победы. Однако я не собирался давать ему шанс разделаться со мной. Слишком многое я ещё планировал осуществить в этом далёком 12-м столетии от Рождества Христова, где только начал входить во вкус, чтобы быть убитым каким-то несчастным венгерским графом.
Солнце! Вот мой союзник. Оно находилось в зените, и до поры до времени внимания на него ни Неметуйвари, ни я не обращали. Глаза не слепит — и ладно. Но я уже несколько раз заметил, что его свет отражается от наших клинков. И сейчас, поймав снова луч, я вывернул плоскость клинка таким образом, чтобы направить отражённый свет в глаза сопернику. И у меня получилось! Тот на мгновение зажмурился, и мне этого мгновения хватило, чтобы провести разящую контратаку в практически единственную незащищённую железом часть тела — а именно в лицо. И Неметуйвари, снова «прозрев», уже не успевал уйти с линии атаки. Разве что чуть повернуть голову, отчего остриё клинка вылезло не из его затылка, а распахало ему обе щеки и, не исключено, лишило графа нескольких зубов.
Брызнула кровь, зрители ахнули при виде столь страшной раны, а мой соперник смотрел на меня полными ужаса и боли глазами, уже не в состоянии что-либо сделать. В его взгляде я видел холод смерти, которую он уже приготовился принять. И я уже было замахнулся, чтобы подвести итог нашей дуэли, но в последний момент словно чьи-то невидимые, ледяные пальцы обхватила моё запястье, а в ухо явственно прошептали: «Сохрани ему жизнь». Я опустил руку с мечом, встряхнул головой. Что ещё за глюки? Может, перегрелся на солнце?
Но мне уже и самому не хотелось ничьей смерти. Соперник и так наказан, на всю жизнь останется «человеком, который смеётся»[36]. И только сейчас я почувствовал, насколько же вымотан этим боем. Подошёл к своему многострадальному щиту, машинально отмечая, что изображения Януария придётся подновить, но в целом щит ещё прослужит. Уперев одну ногу в его поверхность, выдернул наконец меч и бросил к ногам тихо скулящего графа Неметуйвари.