* * *
22 марта 1945 года в 12 часов дня колонна, состоящая из 15 автомашин, уже следовала по дороге в Бромберг[1]. У прибывшего лейтенанта имелась карта, правда, немецкая, но и по ней можно было легко проследить, что госпиталю предстоит проделать путь в 200–240 километров.
И хотя большая часть пути проходила по так называемым государственным дорогам Германии (как известно, фашисты считали Польшу своей провинцией), а эти дороги были хорошо асфальтированы и почти не разрушены, всё-таки иногда обледенение асфальта, а местами еще не закрытые воронки от бомб заставляли передвигаться сравнительно медленно.
Колонна госпиталя прибыла в Бромберг около 9 часов вечера. Это был большой город и хотя он имел довольно значительные разрушения, но совсем не походил на те потрясающие развалины, которые встречались ранее в Новгороде, Пскове, а сейчас и в Варшаве, которую пришлось проезжать, и где, по существу, не уцелело ни одного дома.
Младший лейтенант подвел колонну к какому-то довольно мрачному зданию с готическими окнами, окруженному высокой железной вычурной оградой. Подойдя к Борису, лейтенант, следовавший в голове колонны на одной из своих машин, сказал:
– Ну вот, товарищ майор, прибыли. В этом здании сануправление фронта, пройдите туда и выясните, где будем разгружаться.
Взяв с собой Павловского и оставив за себя Захарова, Борис прошел за ограду. На крыльце их остановил пожилой солдат – часовой. Подсвечивая себе фонариком, он посмотрел удостоверения личности Алешкина и Павловского и впустил их в здание.
После небольшой прихожей, освещенной яркой электрической лампой, Алешкин и Павловский вошли в широкий, также ярко освещенный коридор. В него выходило множество двустворчатых, довоенных, как сказал Павловский, дверей. Да и вся обстановка коридора совсем не походила на военную, даже на ту, которую уже видели наши герои в Таллине или Раквере. Здание не носило печати никаких следов разрушения, а обставлено было с невиданной до сих пор Борисом и Павловским роскошью.
Между дверями стояли мягкие кресла и диваны. Окна закрывали тяжелые светонепроницаемые шторы, а на стенах висели какие-то картины.
По-видимому, до войны, да, вероятно, и во время нее, дом этот принадлежал какому-нибудь богачу, который, не испытав тяжести ее, при приближении Красной армии улепетнул куда-нибудь за границу.
Хотя и интересно было Алешкину и Павловскому рассматривать все эти диковинки, невиданные ими в течение почти четырех лет, но ведь они пришли сюда не за этим. Толкаться в каждую дверь и спрашивать, где здесь находится начальник сануправления фронта, они не решались. К их счастью, из одной двери вышел какой-то немолодой уже капитан с папкой под мышкой и направился вдоль по коридору, минуя наших друзей, не обращая на них никакого внимания.