» — заплакал Пьютер и съежился на полу, как цветок олеандра.
Но в следующие два часа стало еще хуже. Не потому что правый глаз Трейи распух и стал похож на саподиллу, налившуюся темным соком, не потому что от ударов ее кости стали как-то странно двигаться под юбкой, и не потому что Пьютер лишился части уха там, куда пришелся ответный удар материнского кулака. И не потому что у него самого расплющилась косточка третьего пальца на левой ноге, когда Трейя, пытаясь увернуться от удара, наступила на него всем весом, — а потому что драка внезапно прекратилась.
«Спасибо, пожалуйста», — обменялись любезностями мистер и миссис Редчуз.
Пьютер ласково смахнул бусинку пота с виска матери. А когда она пошла в ванную, он потер мочалкой ее спину в синяках и помог надеть свежее платье. И когда Завьер, съежившись, проходил мимо отца, чтобы шмыгнуть на двор, тот потрепал его по голове. А Трейя попросила заодно срезать там несколько гибискусов, чтобы поставить в вазу на стол. Пьютер громко хвалил приготовленный ею ужин и говорил, как он рад, что Завьер хоть ненадолго отходит от плиты и хотя бы иногда может попробовать мамину стряпню.
После ужина все улеглись в большой гамак, где, по уверению матери, Пьютер однажды попытался овладеть ею силой, а поскольку Завьер не знал, что такое изнасилование, его обуял ужас — ведь он не понимал, чего именно Пьютер пытался добиться от нее силой, и не попробует ли он это снова проделать прямо сейчас, когда они все качались в гамаке?
— Не волнуйся, — сказала Трейя. — Вытри нос. И попей отвара орехов колы. А то я вижу, у тебя в легких еще клокочет.
Почему же они вдруг перестали драться? Почему отец не упомянул синелицего? Неужели они не видели, как сильно потрепали друг друга? И как Пьютер смог простить слова Трейи? И как Трейя простила ему то, что он сделал из нее сдобную лепешку? Если в любом месте ее тела надавить на кожу, могла остаться вмятина…
Супруги лежали в гамаке, держась за руки: спасибо, пожалуйста!
И когда соседка спросила у матери, что с ней, Трейя ответила, что полезла за тяжелой банкой с джемом, стоявшей высоко на полке, и та упала ей прямо на глаз, и Пьютер просто прикрыл косой окровавленное ухо. А когда приходила пора пойти в храм, или, как обычно, сыграть в стикбол[4], или попрактиковаться в домино, Пьютер отрицательно качал головой.
— Ты же сам знаешь, почему нет, Завьер.
Но после того случая он так и не смог забыть искаженные злобой лица родителей.
А когда его отчим погиб при аварии автобуса, сразу после его девятнадцатого дня рождения, у него словно камень с души свалился.