Она работала на Пони Брейди и, когда они присели за столик в уголке танцзала, где раз в два дня выступали музыканты, чьи лица были покрыты черной пудрой, а гитары жалобно рыдали, словно женщины-плакальщицы, кое-что рассказала. Она к этому моменту уже изрядно напилась и шептала Романзе на ухо, да так тихо, что ему приходилось наклонять голову к ее губам. «Шшшшш», — напевал он, когда она уснула, вытянув руки на столе. Ей даже слегка полегчало после того, как она ему исповедалась; людям всегда становилось легче на душе после таких признаний.
Он не сомневался, что все рассказанное было правдой, ибо с рождения умел отличать правду от лжи.
И яркой краской написал то, о чем она ему поведала, на ярких оранжевых лентах, которые развесил на зданиях городского суда и муниципалитета, и на улицах, и на стенах домов, и на стволах деревьев, и везде — пока не утомился.
Сонтейн добралась до него, тяжело дыша и качая головой. Она умостилась на крепком суку напротив, прилегла, словно подражая ему, и затараторила. Это он научил ее так делать: взобравшись на дерево, сначала выбираешь место поудобнее, а потом уж занимаешься чем-то другим.
— Заза, а ты слыхал о…
— Сонтейн, чуть помедленнее.
— О…
Она слегка качнулась на суку и, сосредоточиваясь, прикрыла один глаз. Ямочки на щеках, лоснящаяся кожа, пружинки волос, девятнадцать лет — и никакого дара. Это шокировало людей. Но, по его мнению, именно отсутствие врожденного дара делало ее особенной.
Поймав равновесие, Сонтейн глубоко вздохнула. Рядом с ее лодыжкой висело небольшое облачко.
— У тебя усталый вид, — сказала она.
— Да.
— Ты слыхал, что стряслось в Лукии?
— Откуда? Ты же меня разбудила.
— Знаешь Кристофера Брейди?
— Не-а. — Он врал, как и все, но ему это не нравилось.
— Да знаешь!
— Разве?
Она почесала свое лоснящееся плечо.
— Крупный политик. Папа несколько лет назад принимал его дома.
— Пони Брейди. Угу.
— Он изнасиловал девятилетнюю девчонку. Заза. Меня сейчас вырвет.
— Да.
— Папа сказал, его арестуют. Какой-то местный граффити-художник исписал надписями весь город.
— Какой еще граффити-художник?
— Ну, который пишет скандальные надписи. Это же он разоблачил ворюг в пекарне Плюи, которые торговали пирожками с кошатиной. Он доставляет папе немало радости. Этот парень всюду лезет.
— А с чего они решили, что он не клевещет?
— Да все, о чем он говорит, оказывается правдой. Папа сказал, что он дал распоряжение начальнику полиции задержать Брейди. Нашли двух свидетелей, которые готовы дать показания, и мать девочки тоже вроде набралась храбрости и заговорит, и очень может быть, он насиловал и других детей, прости нас, грешных! Папа ругается, говорит, у него сейчас нет времени, но я ему посоветовала не оставлять это дело.