— Ну, я бы не дал руку на отсечение, — задумчиво произнес Данду. — О! Уши прочистились! Так-то лучше! — Во дворе появилась старенькая служанка с подносом, на котором стояли вино и вода. — Это Жуазин, — представил ее Данду. — Живет с нами целую вечность. Прямо как мать, правда, Жуазин?
Та улыбнулась и налила в бокал хорошего белого вина. Завьер по цвету вина понял, что оно дорогое. Подобающее. Для него, в неприлично замызганной рубахе, так и не принявшего душ после страстного общения с Дез’ре.
Ну что ж. Сегодня он уж точно больше никого не трахнет.
— Данду, я не уверен, что буду готовить еду для завтрашней свадебной трапезы.
Данду навострил уши. Казалось, еще миг — и у него появятся кошачьи усы и он оскалит клыки.
— Но… — Он криво улыбнулся. — А как же объявления по радио и ритуальный обход? Все эти рассказы? И все те плоды, который ты намеревался собрать?
Завьер кивнул на валявшуюся на земле потертую сумку.
— Они здесь.
Данду удивленно поднял брови.
— А что там?
— Шипы со вкусом розы. У меня во дворе маринуется козья туша. — Он попытался улыбнуться. — Думаю, я мог приготовить тебе котелок бульона мужественности.
Юноша заметно вздрогнул.
— Считаешь, мне нужна эта штука?
— Да я пошутил.
Данду сел на землю и снова встал. Жуазин нервно посмотрела на него.
— Извини, радетель. Значит, ты не будешь готовить? Или будешь… но что именно? Козу? И… шипы?
Мотылек мальчишки-рыбака весь день ждал его решения: или примет, или нет. Поразмыслив, он решил все-таки его принять. В эту годовщину. Это желание для него было способом устоять на ногах. Сейчас же он чувствовал себя как листва, шуршащая в закатном бризе, срывающаяся с веток и несущаяся прочь.
У Данду был такой вид, словно его поколотили.
— Понимаю, ты разочарован, — заметил Завьер.
Данду опять сел и вскочил как ужаленный.
— Думаешь, мне так уж важна эта дурацкая еда? Сейчас это меньшее, что меня волнует! Я уже был близок. А тут ты, радетель, приходишь и меня отвлекаешь.
— Близок к чему? — удивился Завьер.
Жуазин положила руку на плечо Данду, но он, похоже, этого даже не заметил.
— Как думаешь, мужчина может быть слишком деликатным? — Юноша не стал ждать ответа на свой вопрос. — Мои маленькие кузины, моя бабушка, все наши служанки, вот и Жуазин, все мне говорят: не торопи ее! И вот я сижу тут, жду, пытаюсь ее услышать, чтобы по крайней мере знать, где она и что с ней все в порядке. Когда она ходит по полу, издает такой тихий звук: та-ка-та-ка-та — как козленок копытцами. Она говорит, чтобы я не называл ее козой, но ничего в мире больше так не звучит — как топот Сонтейн и козленка. Но из-за меня наш брак закончился, даже еще не начавшись. — Его глаза сердито сверкнули. — Так как считаешь, мужчина иногда может быть чересчур деликатным?