Женщина рядом с ним уперла руки в боки.
— Он врет! Радетель, ты танцевать умеешь?
Мужчина кто мягкотел
Нам не нужен мужчина кто мягкотел
К ним стали подходить женщины со всех сторон. Они цокали языками, ахали и препирались друг с другом. Сначала он захотел вскочить, а потом подумал: ну и чего он этим добьется, — и в конце концов жутко смутился.
— Готова поспорить, этот певун просто ревнует, его женщина хочет радетеля, вот и все! Всем известно, что Завьер Редчуз, сын Пьютера, прекрасный и благопристойный человек. Времена, когда он блудил напропалую, уже давно позади.
Проклятье, да он никогда в жизни не блудил!
— Он до сих пор глубоко скорбит о покойной жене!
— Да кто говорит, что это песня про радетеля? Он же не единственный повар на Попишо!
Мягок головой (тому работать не надо)
Мягок в постели (проклятье ада)
— Вы разве не слышите, что он поет: что мы его знаем? Радетель, тебя не раздражает этот певун?
Женщины льют слезы от горя
Он не мог говорить. Слова застряли у него в горле. Он был бы и рад что-то сказать. Он поднес к носу мешочек с мотыльком. Что произойдет, заплачут ли боги, если он поднесет мешочек ко рту, проглотит мотылька целиком и проклянет их всех?
И бросают мягкотелых мужчин в море
— Боги! Ну и гадкая же песенка!
— Радетель! У меня есть отвар из орехов колы для исцеления всех постельных недугов, он живо тебя поставит по стойке «смирно»!
И бросают мягкотелых мужчин в море
подойди ко мне
подойди ко мне
— Радетель, а это правда, о чем он поет?
И бросают мягкотелых мужчин в море
Завьер едва мог пошевелить головой; та словно окаменела, а в ушах что-то скрипело.
Мужчины пялились на него, ухмылялись и тыкали друг друга в бок.
— Мас’ Редчуз, сам скажи! Ты правда такой вялый и никудышный?
Кто-то выключил радиоприемник, прервав песню на полуслове. Бум! Тишина.
Смешки умолкли. Женщины смотрели на него. У него пересохло в горле.
Подойди, Завьер. Понюхай меня.
Молодой парень с золотыми прядями в темных волосах, тот самый, кто выключил радио, присел на доски рядом с Завьером. Ноги длиннющие, такие, что пальцы касались воды.
— В этой песне все вранье, — пробормотал он.
Как будто они были знакомы всю жизнь.
Анис стремительно вышла из задних ворот фабрики и остановилась, судорожно вдыхая воздух и ища взглядом женщину с оранжевой краской. Да вот же она: шагает, размахивая банкой с краской, по дороге к двухэтажному ярко-розовому зданию. Здание напомнило Анис огромный арбуз без кожуры, она буквально могла пересчитать темные косточки.
Затем Анис оглянулась на фабрику и расхохоталась. Здание поблескивало под солнцем, и его зеленые стены были испещрены оранжевыми словами: еще не высохшие аккуратные надписи тянулись через двери по диагонали, как текст диктанта в школьной тетрадке.