Лошадь фыркнула и нетерпеливо ударила копытом по булыжной мостовой.
Люси сунула руку в карман и извлекла соверен.
Эми сделала большие глаза и сжала монету в ладони. Целое состояние!
– Обещай, что потратишь деньги на врача. Пусть он как следует осмотрит малышку. И купи себе новую одежду.
Девушка с благоговением уставилась на монету.
– Обещаю, – прошептала она.
– Тогда удачи, – кивнула Люси.
– Миледи! – Эми с сияющими глазами протянула ей сверток. – Не могли бы вы подержать ее? На счастье.
Люси отступила на шаг:
– Кажется, ты приняла меня за крестную мать из сказки? Мисс Эми, уверяю, я не гожусь на эту роль.
У девушки вытянулось лицо.
– Нет, что вы! Прошу прощения! – Она снова прижала к груди малышку. Щеки зарделись.
– Нет-нет! – спохватилась Люси. – Позволь, я возьму ее.
Малышка спала и даже не пошевелилась, когда Эми бережно вложила сверток в заботливо подставленные руки Люси.
Люси зачарованно смотрела на невозможно маленькое личико, крошечный нос пуговкой, темный пушистый завиток, выбившийся из-под вязаного чепчика…
– Как назовешь ее? – шепотом спросила она.
– Элизабет. В честь моей мамы.
От одеяльца поднимался запах новорожденного, на удивление сладкий, похожий на запах молока с сахаром и детской присыпки, вытесняя впитавшийся в одежду аромат ладана. Люси ощутила болезненный толчок в груди.
Она вернула девочку матери, стараясь не потревожить.
– Элизабет – хорошее имя. Королевское. Возможно, ты вырастишь ее сильной женщиной.
– Я постараюсь вырастить ее хоть чуть-чуть похожей на вас, миледи.
Люси слабо улыбнулась:
– Храни Господь вас обеих.
Она помогла Эми забраться в коляску и некоторое время смотрела ей вслед, пока повозка, громыхая, не скрылась из виду.
Девятнадцать лет, а все в сказки верит.
Некоторые женщины верят в сказки всю жизнь. Во всех уголках страны, в борделях и в богатых особняках, женщины ждут мужчину, который придет и спасет их.
Известно ли им, что спасение, на которое они так надеются, легко может обернуться проклятием? О, несомненно. Однако за десять лет наблюдения за тем, что происходит за тихими, благопристойными фасадами, Люси усвоила: одни не видят других вариантов, другие не смеют за них ухватиться, а еще есть женщины, подобные Эми, у которых вообще никогда не было вариантов. И порой она не могла отделаться от чувства, что никакая кампания в мире не в силах это изменить.
Люси возвращалась домой на улицу Норэм-гарденс, кляня себя за сожаления о потраченном соверене. Конечно, он израсходован на самые благие цели, и все же по большому счету это все равно что пытаться наполнить бездонную бочку. Даже если Люси будет ходить в лохмотьях, всегда найдутся и женщины, и дети, которым нужны деньги и прибежище. Страдания тянутся нескончаемой вереницей. В отдельных случаях можно кое-что изменить за свой счет, однако что нужно реально, так это улучшить обстоятельства жизни для каждой женщины, каждого ребенка, независимо от отдельных актов милосердия. А это вопрос политический и может быть решен только в Вестминстере. И, уверяя себя, что внешний лоск в одежде ничего не значит, со своими потрепанными манжетами и темно-серыми юбками Люси не будет котироваться как в коридорах парламента, так и в любом другом месте. Она осознала это еще в «Блэкуэллз». А возможно, и раньше, во время утренней встречи с леди Солсбери, дамой весьма почтенного возраста и тем не менее подмигивающей при намеке на любовников.