Картина «Едут! Карательный отряд», писалась зимой в Свистухе. Под горой (наверху ее стоят заснеженные сараи) худо одетые крестьяне, вконец обнищавшие, идут с иконами молить о помощи, а навстречу им с гиканьем и свистом несутся казаки.
Работал Иванов в Свистухе и над большим заказом издательства И. Н. Кнебель - циклом картин из русской истории. Сергея Васильевича подкупала не только тема, к которой он питал большое пристрастие, по и то, что репродукции этих полотен предназначались в качестве наглядных пособий для учебных заведений. Издательство через историка С. А. Князькова обратилось к нему, как выдающемуся мастеру исторического жанра, умеющему достоверно и художественно-выразительно передать самый дух давно ушедшей русской жизни. В Свистухе, среди сине-голубых сугробов, где виднелись нищие русские деревеньки, мало чем отличавшиеся от средневековых, и написал Иванов этот проникновенный цикл.
Сергей Васильевич умер в августе в 1910 году во время работы над картиной. Его гроб несли братья Васнецовы, самые близкие ему люди. Похоронен он в ограде ближайшего монастыря. Все уникальные его постройки уцелели.
Обольяново, ныне Подъячево
Раннее утро. Худощавый плечистый старик в валенках вышел на поляну перед барским домом и зашагал в лес по сугробам. Через несколько минут появились две молоденькие девушки. Вначале они шли по следам, оставленным бородачом, но потом расхохотались и убежали.
Такая картинка возникает перед нами при чтении небольшого четырехстраничного очерка М. Ф. Мейендорф, включенного во второй том «Воспоминаний современников о Л. Н. Толстом».
Дело было в 1895 году. Проживая тогда в Москве и испытывая по временам потребность в тишине, Лев Николаевич иногда приезжал на несколько дней в подмосковное имение Обольяново своего знакомого А. В. Олсуфьева. Как-то случилось, что племянница Олсуфьева - Мейендорф тоже гостила там. И вот теперь с подружкой решила узнать: куда это ходит по утрам Лев Николаевич?
Но проверить не удалось. Лев Николаевич в огромных своих валенках бродил по сугробам, уходил к лесу и оврагу, лишь бы не было протоптанной дороги, лишь бы стояла кругом морозная тишина.
«Хорошо прожил у Олсуфьевых», - отмечал Толстой в своем дневнике 1895 года. Вспоминал, наверное, свои прогулки по обольяновским сугробам и музыкальные вечера в олсуфьевской гостиной, грустные и красивые звуки любимой музыки.
М. Ф. Мейендорф привадит очень любопытные рассуждения Толстого о музыке. «Как я уже оказала, здоровье у Льва Николаевича было крепкое, а натура деятельная. Он любил музыку. Он не был виртуозом фортепьянной игры, но он любил подойти к инструменту, открыть легкие ноты, партитуру какой-нибудь оперы, и, что называется, «побренчать». Иногда он предлагал кому-нибудь из нас поиграть с ним в четыре руки».