«Срубленное древо жизни». Судьба Николая Чернышевского (Кантор) - страница 312

Критон. Я не могу отвечать на твой вопрос, Сократ: я этого не понимаю.

Сократ. Ну так посмотри вот на Речь Законов: что если бы, в то время как мы собирались бы удрать отсюда – или как бы это там ни называлось, – если бы в это самое время пришли сюда Законы и Государство и, заступив нам дорогу, спросили: “Скажи-ка нам, Сократ, что это ты задумал делать? Не задумал ли ты этим самым делом, к которому приступаешь, погубить и нас, Законы, и все Государство, насколько это от тебя зависит? Или тебе кажется, что еще может стоять целым и невредимым то государство, в котором судебные приговоры не имеют никакой силы, но по воле частных лиц становятся недействительными и уничтожаются?”»[399]

«Элпидин в предисловии к V тому тамиздатовского собрания Чернышевского (1879) писал, будто бы шеф жандармов граф Шувалов настоял в Государственном совете, чтобы все законы о смягчении миновали Чернышевского. Элпидин умозаключает: “Царь, поправ ногами свои законы, обычай освобождать заключенных по случаю царских радостей, родин и свадеб, согласился на требования жандарма и этим самым подписал себе свой собственный приговор». Здесь Элпидиным, конечно, руководила мысль побудить царя к помилованию Чернышевского путем застращивания его смертью”»[400].

Но так и получилось.

Царь через год был убит.

Любопытно и другое, что отсутствие информации к уже имевшемуся мифу добавляло новые детали, словно бы продолжалась дуэль между императором и Чернышевским. Причем один, заключенный, не хотел дуэли, зато император словно провоцировал нападение сторонников Чернышевского, которые давно уже забыли его идеи. Помнили только дикую несправедливость власти по отношению к нему. В «Набате» 1879 г. о Чернышевском заговорил эмигрант П.Ф. Алисов в статье «Александр II Освободитель». Он писал: «Самое крупное умственное убийство, самое позорное злодеяние Александра II – ссылка на каторгу Н.Г. Чернышевского. <…> Нужно было расправиться сурово, по-азиатски с личностью писателя, смеющего жить глубоко-самостоятельною умственною жизнью!» Рассказ о средствах, к которым прибегло правительство относительно Чернышевского, и об его страданиях Алисов заключает словами: «У кого тлеет хоть искра души, поймет, что вынес этот невинный мученик, с громадными умственными потребностями, с жаждой жизни и деятельности 16 лет захлопнутый в своем каменном гробу! Есть нравственные страдания до того ужасные, что перед ними тускнеет распятие, прокатывание на гвоздях кажется отдыхом»[401]. Здесь и сравнение с распятием (именно после казни – шло распятие) и даже рахметовские гвозди всплыли.