Рассказывать, как много НГС работал, перевел двенадцать томов «Всеобщей истории» Георга Вебера, которые печатал под странным псевдонимом Андреев, собирался переводить «Энциклопедический словарь» Брокгауза и Эфрона. Работал над первым томом «Материалов для биографии Н.А. Добролюбова», писал мемуары, пытался дописать повесть «Вечера у княгини Старобельской», что у него был человек, которому он диктовал, наверно имело бы смысл, если бы это был многотомный труд о его жизни. В данном случае, говоря о последних месяцах НГЧ, жанр ЖЗЛ предполагает рассказ не о переводах, а о последних его рассуждениях. Заметки Токарского тут неоценимы. Дело в том, что саратовцы встретили Чернышевского дружелюбно, но скептически, полагая, что ум его потускнел, энергия ослабела, что он отстал от жизни, одичал, не желает видеться с людьми, не интересуется текущей жизнью, другие говорили, конечно, что Чернышевский сохранил и способности, энергию и силы, но мысль и интересы его ушли от жизни, и это теперь скорее холодный ученый, чем кипучий публицист. Это видно из мемуаров Короленко, который говорил об уме НГЧ, но и непонимании современной жизни.
У Токарского было совсем другое впечатление, при этом добавлю, что он бы юрист высокого класса. Фактические знания Н. Г-ча и притом решительно по всем отраслям, писал он, не исключая и техники, были необыкновенно велики. Они значительно превышали тот запас сведений, с которыми он отправился в ссылку. Память Н. Г-ч имел удивительную. Иногда он шутя цитировал целые страницы из какого-нибудь писателя и притом безразлично: публициста, беллетриста или этнографа. Исторические даты, химические формулы, лингвистические формы – все это с одинаковым удобством вмещалось в голове Н. Г-ча. С текущей литературой он был знаком хорошо. Но я уверен, что манера шутливо говорить могла маловнимательному человеку показаться незнакомством с текущими течениями.
Только две задачи с юных лет стояли пред его глазами – работа на пользу родного народа и возможность воспитать своих детей, – и обе они были отняты. Но пользу народа, как и воспитание детей, он видел не в восхвалении и потакании, а в образовании. Ему хотелось создать русский энциклопедический словарь, по типу Брокгауза, но без того балласта, которым загроможден последний. Ему представлялось, что очень скоро он в состоянии будет написать две книги для детей: политическую экономию и историю. Он хотел их назвать книгами для детей, но мечтал, собственно говоря, создать книги для народа. И существенно утверждение Токарского в противовес молодежи, полагавшей, что он изменил своим взглядам, что в вопросах общего характера Н. Г-ч никогда ни на одну йоту не проявил разномыслия с ранее высказанными им мнениями. Мало того, часто он их прямо подтверждал.