– Уверена, вы мне очень помогли, – возразила Эмма. – Вы часто возвращали меня на путь истинный – чаще, чем я смела себе признаться. Уверяю, от вашей строгости было много пользы. И если малютку Энн Уэстон будут баловать так же, то вам следует помочь и ей, разве что, пожалуйста, не влюбляйтесь.
– А сколько раз вы, бывало, в детстве подойдете ко мне и дерзко объявите: «Мистер Найтли, я собираюсь сделать то-то и то-то, папа мне разрешил», – или: «Мисс Тейлор сказала, что можно». И всякий раз, когда знали, что мне это не понравится. В подобных случаях мое вмешательство только удваивало вашу злость.
– Каким милым я была ребенком!.. Неудивительно, что вы до сих пор все это помните.
– «Мистер Найтли» – так вы меня всегда называли. «Мистер Найтли». Я уже настолько к сему обращению привык, что оно совсем не кажется мне официальным… И все же оно офицальное. Мне бы хотелось, чтобы вы звали меня иначе, но я не знаю как.
– Помню, как-то раз я сказала вам «Джордж» – чтобы позлить. Я думала, вы обидитесь, но вы ничего не сказали, и больше я к вам так не обращалась.
– А теперь вы можете называть меня Джорджем?
– Ни в коем случае!.. Я всегда смогу называть вас только «мистер Найтли». Не стану даже обещать, что последую изысканной краткости миссис Элтон и начну обращаться к вам «мистер Н.»… Но могу пообещать, – добавила она, посмеиваясь и краснея, – что уж один раз точно назову вас по имени – в стенах, где наши руки навсегда соединят, чтобы любить друг друга и в горе, и в радости.
Эмме было горько, что она не может воздать ему должное за еще одну услугу, еще один совет, который мог бы уберечь ее от всех ее женских глупостей, от безрассудной дружбы с Харриет Смит. Но это был вопрос весьма щекотливый. Она не решалась его поднять. О Харриет в своих разговорах они почти не вспоминали. Вполне возможно, что мистер Найтли просто о ней и не думал, но Эмма скорее приписывала его молчание такту: вероятно, некоторые признаки подсказывали ему, что ее дружбе с Харриет скоро придет конец. Эмма и сама понимала, что окажись они в разных городах при других обстоятельствах, то наверняка переписывались бы больше. Теперь же все сведения она получала почти исключительно от Изабеллы. Возможно, мистер Найтли сие заметил. Необходимость скрывать что-то от него мучила Эмму немногим меньше сознания, что это по ее вине Харриет несчастлива.
Из писем Изабеллы она узнала, что у ее гостьи, как и следовало ожидать, все прекрасно: поначалу та была не в духе, что вполне объяснялось волнением перед визитом к зубному врачу, и как только дело было завершено, Харриет снова стала такой же, как и прежде. Правда, Изабеллу наблюдательной назвать было трудно, но все же, не будь гостья в силах играть с детьми, она бы это сразу заметила. Утешило и обнадежило Эмму и другое известие: Харриет предстоит остаться в Лондоне подольше, речь теперь шла не о двух неделях, а о месяце. В августе мистер Джон Найтли с женой собирались приехать в Хартфилд и предложили Харриет остаться до тех пор, а вернуться с ними.