Обитательницы девичьей оказались послушнее новобранцев, получивших приказ старого капрала. Двери в девичью еще не успели распахнуться, а все головы уже оказались прилежно склоненными над работою. Кружевница же Глаша тихо выпевала свою печальную песню:
Придет в себя девица,
Теперь ее пора
С подружками резвиться,
Чудесить до утра,
Вплетать кувшинки в косы,
Грустить в глуши лесной,
На веточках березы
Качаться под луной…
– Вот, княжна велела зашить, да поскорее! – послышался надменный голос, и Даша увидела на пороге востроносую чернявенькую девушку – горничную Екатерины Алексеевны Долгорукой.
Звали ее Сонька, и, послушная, ласковая, приветливая с господами, она была просто на диво дерзка и противна со слугами. Вряд ли это помогло Соньке снискать со стороны дворовых большую любовь! Никто в девичьей даже голову к ней не повернул: все так и сновали иголками, позвякивали спицами, постукивали коклюшками, шуршали веретенами, а Глаша, проворно подцепляя крючком петельку за петелькой, продолжала петь:
Внимать раскатам грома,
Не ведая о том,
Что в царстве водяного
Русалкин зимний дом…
Удел девицы жалок,
И знать ей не дано:
Царицею русалок
Предстать ей суждено.
Тут песня кончилась, и лишь это вынудило Глашу умолкнуть, а прочих девушек – поднять головы и неприязненно взглянуть на Соньку.
Та еще выше задрала свой птичий носик:
– Матрешка! Золотой галун на платье оборвался – ты зашей, да смотри, чтоб ни следа починки не найти было. А коли плохо сработаешь, ее высочество велит тебя на конюшне драть почем зря, словно сидорову козу. Поняла, дубина стоеросовая?
Пригожая златошвейка по имени Матреша, сидевшая слева от Даши, даже не обиделась на «дубину»: разинула рот и уставилась на Соньку. Другие девушки выглядели не менее ошеломленными, и Даша поняла, что их так изумило: слова «ее высочество». Не «ее сиятельство», а «ее высочество»! Наверное, девушки только сейчас осознали, что сплетничали не про кого-нибудь, а про государыню-невесту, будущую свою императрицу – и не только свою, а всей России!
От священного ужаса руки у Матреши задрожали, и она не смогла поймать брошенное Сонькой коричневое бархатное платье, обшитое золотым галуном на манер гвардейского мундира. Платье упало почти к самым ногам Даши, и при этом что-то чуть слышно стукнулось о пол.