Пожалуй, искусство самообмана самое величайшее искусство в мире, как это ни печально.
Но ровно столько же аргументов за было и в рассказе Озерного.
Я колебался, но старался не показать вида.
– Ладно, Лейк, – я кивнул, – не мне тебя судить, да и человек ты честный, хотя и запутался. Жить с этим всем тебе – не мне. У меня своих скелетов в шкафах хватает. Сам реши: прав ты или нет…
– Я понял, Заг, – он стиснул зубы, – я не прав. Но ты сказал, что готов успокоить мою совесть, кажется, так?
– Верно, – согласился я.
– И какую же кость ты мне бросишь в зубы? – Он снова ухмыльнулся, но уже как-то обреченно.
– Ты же наверняка не интересуешься светскими хрониками? – спросил я. – Верно?
– Газеты-то я читаю… – Лейк сделал серьезное лицо.
– Лейк, ты не собака, чтоб я бросал тебе кость, – я поморщился, – просто хотел сказать, что Элизабет Майнер на самом деле жива, но док Ларе в своем заключении не ошибся…
– Хиус меня разорви… – пробормотал Лейк, – это как же так???
– Знаешь, Заг, – Анджела нервно закурила, когда мы сели в ее машину, – наверное, я раньше не представляла, какой муравейник ради тети Элси я должна… мы должны разворошить… это все пахнет кровью… смертью…
– И все из-за бессмертия, Анджи, – я поморщился, – ты еще в домике сказала, что твой отец настропалил твою родную тетю… то есть его сестру…
– Ну, Заг, не сразу поняла я, во что ввязалась, – она наморщила лоб под челкой и выкрутила руль тонкими девичьими руками на шоссе, – сейчас тебе предплечье нужно подлечить, и доктор уже заждался… я боялась, что этот Лейк тебя убьет, но ты молодец…
– Да какой же я молодец? – парировал я. – Сейчас мне придется как раз на тот муравейник и сесть: ведь сам старший комиссар меня подпряг… Получается, он против «контролеров», за «бессмертных». Я, знаешь ли, Анджи, чувствую себя разменной монетой…
– Это как? – переспросила она, хотя не думаю, что не поняла.
– Ну, представь, Анджи, – я, поморщившись, хлебнул из своей фляги, – ты не пришел на вечеринку, а этого никто не заметил…
После визита в клинику «Здоровье-плюс», где меня положили на красивую кушетку медсестры в коротеньких белых халатах, которые едва прикрывали их верхнюю часть бедер, и просветили специальными артами пустяковую рану, мы поехали в Скарлет-таун, так как Анджела уже успокоилась на предмет моего здоровья.
Да, милые медицинские сестры произвели на меня впечатление, но мне было совсем не до них… Вот если бы это было в Нью-Фауде, и рядом не было бы красивой художницы…
Некая удушливая петля сжималась вокруг моей беззащитной шеи. И если Анджела рисковала поссориться с отцом, то я – поругаться с собственной жизнью.