«Боже, я правда во все это не верю, но если я сделаю как она просит, мы быстрее уедем отсюда!»
Я сажусь в кресло и сбрасываю башмаки:
— Если мы сразу же снимемся с места, я сделаю, как ты просишь. Вот только вовсе не духи на нас навлекли все эти беды. А злые люди, и еще вы с мисси Лавинией да план ваш дурацкий, ну и глупая моя голова! Ишь чего удумала: переодеться мальчишкой и с вами поехать!
— Если стельки тебе не нужны, верни их! — восклицает она. Неожиданно к ней возвращается ее привычный писклявый тон. Слышатся в нем и нагловатые нотки. Что ж, это добрый знак: значит, она идет на поправку.
Джуно-Джейн пытается отобрать мои газетные стельки.
Но я проворно перехватываю их:
— Нет, я это все-таки положу!
Она отдирает от стены еще несколько газетных листов, складывает и прячет под рубашку, так что они топорщатся над поясом бриджей. Рубашка ей до того велика, что швы, которым полагается быть на плечах, сползли до самых локтей.
— Нехорошо воровать из церкви, — осаживаю ее я.
— Ой, да подумаешь! — она машет в сторону стены. — От них не убудет!
Я обвожу взглядом бревенчатые стены, покрытые от пола до потолка газетными листами, и только тут замечаю, что текст на них забран в небольшие рамки. За время нашего заточения я толком их и не рассматривала — слишком была занята. Но кто-то не пожалел времени на то, чтобы аккуратно расклеить страницы так, чтобы ни одна не закрыла собой другую. Вряд ли так стали бы делать лишь для того, чтобы уберечься от непогоды.
— Интересно, что там написано? — неожиданно для себя спрашиваю я вслух.
— Ты что же, за все это время и строчки не прочла? — спрашивает Джуно-Джейн, набивая газету в башмаки.
— Я не умею читать, — признаюсь я без тени стыда. — Не все живут на всем готовом, чтобы и дом был, и деньги на еду с одеждой просто так выдавали. Кое-кому приходится выживать, работая в поте лица, — и до освобождения, и после того, как его объявили. До свободы хозяйка жестоко нас порола, если только заставала кого-то за попытками выучиться читать. А потом уж мы сами приучились работать от рассвета до заката — и не важно, что за сезон на дворе: время посадок, прополки или сбора урожая. И когда заканчивается работа, мы зажигаем сальную свечу или сосновую лучинку, чтобы шить или штопать, а то и мастерить одежду себе или на продажу. Ну а выручку — всю до последнего цента — мы тратим, чтобы купить в лавке то, что сами же и вырастили, а заодно и семена на будущий год. Еще нам надо заплатить массе по договору, чтобы в один прекрасный день — о счастье! — землю отдали нам навсегда. Этот день непременно настанет, если, конечно, я все не испортила, увязавшись за вами с мисси Лавинией. Так что нет, читать я не умею. Зато умею работать и придумывать шифры. А считаю в уме быстрее, чем любой сочтет на бумаге. А что еще нужно?