Мозес уже совсем рядом, он замирает на месте и, похоже, зорко всматривается в полумрак.
«Спрячьте меня! — молю я деревянную бочку и темноту. — Спрячьте хорошенько!»
— Хм-м-м… — гортанно протягивает Мозес. В нос мне бьет его запах табака, пороха, мокрой древесины и жареной колбасы.
Чего он ждет? Почему не стреляет? Может, мне выскочить из убежища и броситься наутек?
Старушка Искорка боязливо ржет и бьет копытом, будто чует беду. Она фыркает, взвизгивает и пытается оттолкнуть серую лошадь. Должно быть, Мозес поставил их слишком близко друг к другу. Он не знает, что они незнакомы. Своенравная старушка Искорка мигом поставит на место наглого молодого коня, только дай ей волю.
— А ну цыц! — кричит Мозес и возвращается к лошадям, чтобы их успокоить. А я тем временем взвешиваю свои шансы. Что лучше: бежать или прятаться дальше?
Мозес задерживается у коляски, и я замираю, боясь пошевелиться. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем лошади наконец замолкают, а потом он обходит переулок, пиная ногой сложенные друг на друга ящики и горы мусора. Наконец раздается выстрел — и я прикрываю голову руками. Я оказываюсь слишком далеко от него, и это меня спасает. Вжавшись в дерево, я жду следующего выстрела, но его нет.
Тут я слышу, как прямо у меня над головой распахивается окно и лейтенант кричит Мозесу, чтобы тот пошевеливался — еще нужно провести погрузку. Он требует, чтобы Мозес лично за ней проследил. Особенно за лошадями.
— Погрузи их на корабль, — велит он, — а от мальчишки избавься.
— Есть, сэр!
Мозес уводит лошадей. Их железные подковы гулко стучат по мостовой, и этот звук эхом отражается от стен.
Дождавшись, когда вдалеке все стихнет, я выбираюсь из своего убежища и бегу к коляске. Ищу на сиденье коричневый кружевной ридикюль мисси Лавинии. Без него нам домой не добраться: денег не хватит ни на дорогу, ни на еду. Наконец я хватаю сумочку и несусь прочь, да так быстро, точно на пятки мне наступает сам черт. Как знать, может, так оно и есть!
Останавливаюсь я только тогда, когда дом пропадает из виду. Я сбегаю к самой реке — туда, где суетятся, точно муравьи в муравейнике, мальчишки и мужчины, разгружая лодки, пришедшие ночью. Запрятав ридикюль мисси Лавинии за пояс брюк, я иду в сторону грузовых и фермерских повозок, стоящих неподалеку в ожидании судов, которые прибудут утром. Со стороны реки дует ветер, и под его порывами палатки дыбятся и вздыхают, а над тюфяками, на которых ночуют приезжие, покачиваются москитные сетки и занавески, привязанные к стволам деревьев.