, и из-за этого полученные им увечья оказались смертельными. Лекарь добавил, что сие великая тайна и при дворе она никому не известна. Боярин кивнул и отблагодарил лекаря набитым монетами кошелем.
Еще одно тревожило Никиту Романовича — от горя слегла в болезни беременная Елена, жена царевича. Боярин велел лекарям своим, дабы содеяли все, но спасли ребенка в чреве ее, что скоро должен был появиться на свет. Ежели царевича спасти невозможно, то пусть хотя бы живет его будущий сын, надежда царского рода…
Но и этому не суждено будет исполниться. Царевичу Ивану оставался всего день жизни. И Елена, узнав о его смерти, не сможет выносить дитя и сама выживет лишь потому, что сумеет выкинуть плод. Разом рухнуло все, что Захарьины возводили для царского трона и для будущего России. Разом рухнула надежда спасти уже угасающую династию Рюрика…
Иван ещё был жив, а по земле среди торговцев, иностранцев и придворных уже пошел слух о том, что безумный царь убил своего сына, и пересуды эти невозможно было остановить, хотя говорили о гом по углам, перешептываясь. И позже многие в своих воспоминаниях опишут это скорбное событие по-своему, порой в таких подробностях, будто видели все своими глазами. Слух об избиении царем Елены, ставшим причиной ссоры царевича с отцом, появился, едва стало известно о выкидыше молодой вдовы. Позже Поссевино в своем втором послании папе красочно опишет этот эпизод, который надолго станет «самым правдивым» и «достоверным» для историков, исследователей и писателей. Однако были (и есть) и те, кто отрицали подобные факты и верили в то, что царевич скончался от хвори. Столетиями споры не утихают, и сейчас уже ничто не сможет рассказать нам о том, что произошло в ноябре 1581 года в Александровской слободе…
Посреди ночи Иоанн вновь приходит к сыну, и, едва завидев его, тут же исчезают, словно растворяясь во тьме, лекари, слуги. Кланяется, уходя, диакон, прекратив свое монотонное чтение. Тяжело передвигаясь и стуча посохом, Иоанн опускается в кресло, что стоит рядом с ложем царевича. Властитель, державший в страхе всю страну и своих многочисленных врагов, сейчас выглядел разбитым жалким стариком. Трясущейся рукой он дотронулся до холодной длани сына, покоящейся у него на груди. Погладив ее, Иоанн, наклонился к нему, прислушался. До уха донеслось слабое клокочущее дыхание царевича.
Пелена слез вновь застилает взор, и царь, сокрушенно опустив голову, скулит и всхлипывает, ладонями размазывает слезы по своему лицу.
— Сыне! Услышь меня! Услышь… Прости меня, грешного душегубца! Прости меня… Сыне…