С тележки, которую два обессиленных пленных тянули к кухне, покатилась брюква. Шедший мимо заключенный схватил одну и вцепился в нее зубами.
Разъяренный охранник сбил его с ног и стал бить.
- Стой, негодяй! - раздался гневный голос. Увидев зверскую расправу, Тхор подбежал и схватил охранника за руку, сжимавшую окровавленную резиновую дубинку.
- Стой, негодяй! Кто дал тебе право убивать человека?
Охранник испуганно озирался. Со всех сторон раздавались голоса: «Так его, гада!»
Вскоре майор Николай Панасенко сказал Тхору:
- Есть верные люди, товарищ генерал. Они ждут вас сегодня вечером в инфекционном бараке.
Волевой и энергичный, Тхор сразу выделился среди узников. Один из них - Александр Поносов вспоминает, что каждая беседа с Тхором врезалась ему в память на всю жизнь. «Лагерь - это тоже война, - говорил Тхор. - И нам надо не просто бороться с тюремщиками за свою жизнь, а всеми способами воевать с фашизмом, доказывать неизбежность его поражения, удерживать колеблющихся от гибельного падения. И первое средство к этому - вера в победу своей Родины». А для этого требовалось товарищеское слово, способное придать силу и бодрость. Правда, это опасно: за коммунистическую пропаганду полагался расстрел. Но думает ли солдат, идущий в атаку на фронте, о пулях, могущих оборвать его жизнь? «Лагерь - это тоже война…»
Журналистка А. Юркова рассказывает: «Каждое утро Тхор подходил к доске, где немцы вывешивали фронтовые сводки. По пути к нему присоединялось много военнопленных.
- А ну, ребята, почитаем, о чем они сегодня брешут. - И начинал зло комментировать сводку.
- Так… - доносился его глуховатый голос. - Число сбитых русских самолетов… Эка, куда хватили! Считаем наоборот.
Чтение прерывалось крепкими шутками, смехом. Сводки воспринимались как вранье. И вскоре люди перестали подходить к доске объявлений».
Тхор смело выступил на собрании пленных, которое проводил геббельсовский пропагандист, и сказал, что Красная Армия освободит Европу от фашизма. Тхор подписал коллективный протест верховному командованию германской армии с требованием немедленно прекратить расстрелы советских военнопленных.
Его вызвали в гестапо и пригрозили виселицей. Но Тхор ответил: «Я обязан разговаривать с командирами моей армии, обязан говорить им правду, и никто не может заставить меня поступать иначе».
Предатель Власов, посетивший Хаммельбург и две недели пытавшийся вербовать там добровольцев в свою так называемую «русскую освободительную армию», вынужден был заявить фашистам, что настроение военнопленных его «сильно разочаровало».