(‘Здравствуй, мир!’);
О диагнозе из больницы сообщили письмом. Супратенториальная глиома.
— Вот как это теперь называется, — сказала Рейчел. — Глиома.
— Тли-у-ма, — повторил за ней Артур.
Элиза протянула ему кусок банана.
— Когда тебе к врачу?
— Завтра, — бросила Рейчел, уставившись в бумаги.
— Так скоро?
— Я им не перезвонила. — А на следующий вопрос Элизы она ответила: — Спешить некуда.
Элиза сосредоточила все свое внимание на Артуре, методично поглощавшем банан. Она училась не слишком остро реагировать на нарочитое спокойствие Рейчел. С тех пор как той поставили диагноз, у них так и повелось: Рейчел обрела невозмутимость фаталиста, Элиза же рвалась помогать и поддерживать. Это выматывало обеих. Элиза обсуждала с доктором Маршалл, как изменить сложившееся распределение ролей, но научиться игнорировать инстинкты было не так-то просто.
— Я схожу с тобой. А Хэл заберет Артура.
— Папа, — сказал Артур.
— Опять меня будут изучать. Эта штука похожа на адронный коллайдер. Суют тебя в трубу, просвечивают насквозь, а найти все равно ничего не могут.
— Знаю, — кивнула Элиза. — Как ты себя чувствуешь?
Рейчел достала Артура из детского стульчика.
— Со мной все в порядке. — Она стукнулась с ним носами. — Верно, эй?
Артур посмотрел на мать и повторил:
— Муравей.
readkey;
Теперь Элиза ходила к Сондре Маршалл одна. Раз в неделю оставляла Артура и Рейчел валяться в обнимку на диване, садилась на велосипед и ехала к дому с дверью в торце. Каждый раз в ожидании, когда терапевт ей откроет, она смотрела на звонок с табличкой «Дом» и думала о Рейчел.
— Как ваши дела? — Доктор Маршалл уселась в свое кресло.
— У Рейчел в понедельник заканчивается химия. Она совсем притихла. Но чувствует себя лучше.
— А вы?
— Я скучаю по ней.
— Как это?
— Она же умирает.
Элиза перевела взгляд на окно на противоположной стене кабинета. И вспомнила, как Рейчел наклонилась к нему, когда они впервые сюда пришли. Прижалась лбом к стеклу.
— И это меняет то, что вы к ней чувствуете?
— Все, что мы делали вместе, теперь в прошлом, — ответила Элиза.
— В каком смысле?
— Ей недолго осталось. Может быть, год. И каждый прожитый день никогда не повторится.
— Разве не у всех так? — кивнула доктор Маршалл.
— Да, но мы больше не можем позволить себе роскошь закрывать на это глаза.
— Думаете, было бы лучше, если бы вы не знали?
Элиза пожала плечами.
— Ведь нет какой-то другой версии Рейчел, которая не ходила бы к врачу или у которой не было бы опухоли.
Терапевт разгладила на коленях подол. Все ее платья были одного фасона, от недели к неделе менялась лишь расцветка. И только то первое, в «огурцах», она никогда больше не надевала. Оставалось гадать, есть ли в этом какой-то подспудный смысл.