Как у большинства телескопов рефракторного (линзового) типа, у наших был существенный конструктивный недостаток — перевернутое изображение, делавшее их не очень удобными при наблюдениях, особенно не связанных с астрономией. То, что наши телескопы можно использовать не по прямому назначению и куда более «интересно», нам подсказал находчивый Сергей Новиков. Понятно, какой «интерес» может быть у прыщеватого, «озабоченного» подростка, «истекающего половой истомою» — подсматривать за голыми женщинами в окнах соседних пятиэтажек. В общем, идея Новикова, конечно, не отличалась особой новизной и оригинальностью, тем не менее, этот посыл от Лукавого нашел отклик в наших неокрепших детских душах.
Наблюдательный пункт юные «папарацци» оборудовали на остроконечной крыше двухэтажки Сергея. Это была очень опасная крыша, с довольно внушительным углом наклона, так что в скользких туфлях, особенно в дождливую погоду, там делать было нечего. Рабочая обувь «охотников до клубнички» — кеды советского производства, в которых еще можно было чувствовать себя более — менее уверенно на этой экстремальной шиферной крыше. Мы проводили долгие часы в нашем логове в ожидании подходящих сюжетов-ню. Если длительное ожидание вознаграждалось таким «веселым» сюжетом, хотя бы с обнаженной грудью, это на целую неделю становилось предметом шумного обсуждения во дворе, а «счастливчик» — вуаерист, хоть и на короткое время, становился объектом неприкрытой мальчишеской зависти. Наше общество юных эротоманов теперь пополнилось Сережей Новиковым и Мишей Петровым, с которыми мы уже ходили на крышу, как на работу, т. е. с завидным постоянством. Вскоре и нашей крыши нам стало мало. Мы стали осваивать покатую крышу моей пятиэтажки. Доходило до курьезов, граничащих со смертельным риском.
В один из летних вечеров Миша Петров, вооружившись моим телескопом, подсмотрел подходящий сюжет с обнаженкой — зрелая привлекательная особа на четвертом этаже соседнего здания готовилась к очередному пляжному сезону, «обкатывая» перед зеркалом коллекцию советских незатейливых купальников. Если с грудью у нее все было в порядке, то все, что было ниже пояса, к большому разочарованию Мишы, было скрыто наружной стеной дома на уровне подоконника. Увлекшись этим «фантастическим» зрелищем, Мишаня по — пластунски пополз вперед, и, не рассчитав, вместе с телескопом стал медленно, но верно сползать с козырька карниза. «Держите меня за ноги!» — только и успел он крикнуть нам, и мы с Морозовым, что есть силы, схватили его за ноги и потащили на себя. «Какой сегодня чудесный вечер!» — восторженно произнесла внизу, прямо под нами, моя мама, которая вышла на балкон подышать полной грудью упругим июльским воздухом и к, счастью, не услышала нашей шумной возни на крыше. Мишаня покраснел, как рак, и сильно вспотел, пот ручьями струился по его лицу и шее — было очевидно, что он пережил не лучшие секунды своей жизни. После этого неприятного происшествия мы больше не изменяли нашей, ставшей родной, крыше дома Новиковых, которая к тому же стала еще и спасительницей для меня в самом прямом смысле этого слова. А дело было так.