Вид отсюда был просто замечательный — даже без театрального бинокля я мог разглядеть все происходящее во всех деталях. Передо мной предстала феерическая картина человеческой страсти и «звериной» похоти, достойная «кисти» великого мастера эротического кино Тинто Брасса. Как в замедленном кадре, медленно раскачивалась вниз — вверх поджарая, спортивная задница агронома, совершающая фрикционные движения в интимном, приглушенном свете ночника, под которым когда-то лежали я и позабытый всеми несчастный «котельщик». «Убью суку!» — зло подумал я и с ужасом осознал, что, действительно, готов в данный момент убить человека, так как стал очень хладнокровно обдумывать план убийства и ухода от уголовной ответственности.
Наконец, агроном закончил свое «грязное» дело и ушел, видимо, подмываться. А Оля осталась лежать в неге, «живописно» раскинув ноги и мечтательно заложив руки за голову. Больше смотреть на все это, почему — то, совсем не хотелось. Я пошел домой, совершенно раздавленный женским коварством и человеческой подлостью, не чувствуя в душе ничего, кроме презрения к себе. Так вот почему «котельщик» Володя настойчиво передавал Ольге просьбы встретиться со мной — он хотел искренне предупредить меня именно об этой стороне характера «роковой» девушки.
Оля пришла ко мне ровно через 3 дня, как обещала, и, как ни в чем не бывало, стала чирикать, рассказывая последние новости «светской» жизни фабрики «Авангард». Я вяло слушал ее, а потом ни с того, ни с сего брякнул: «А я недавно ходил на прекрасный фильм «Сто дней в Палермо!» Оля тут же осеклась и изучающе посмотрела на меня. «Когда ходил?» Я назвал день и сеанс ее «легендарного» похода в кино. Она смутилась еще больше. «Да нет, говорят фильм — так себе!» — только и смогла произнести девушка. «Знаешь что, Оля, — решительно сказал я. — Нам надо прекратить наши отношения. Это — уже давно не любовь, а сплошные ложь и обман! Для нас обоих так будет лучше — расстаться, расстаться навсегда!» «Ну и пожалуйста!» — закричала Оля и горько заплакала. Она побежала к двери, поспешно оделась и ушла — ушла навсегда из моей жизни, чтобы изредка возвращаться из небытия в виде давно позабытого, печального образа.
Однако, порвав всяческие отношения с Олей, я явно переоценил свои возможности. У Стефана Цвейга есть по этому поводу изумительная новелла «Амок» (авт. — болезненное состояние умопомрачения, вызванное какой-либо навязчивой идеей). Герой новеллы врач-гинеколог, одержимый страстью к своей пациентке, гоняется за ней по всему миру, чтобы овладеть ею, и, в конце концов, окончательно сходит с ума, узнав о смерти (отчасти по его вине) этой девушки, ставшей «запретным» плодом, который ему так и не удалось сорвать. Нечто похожее, по — видимому, произошло и со мной. Я еще долго, в течение 5 месяцев, вплоть до самой армии, мог часами стоять возле ее общежития, лихорадочно вглядываясь в окно ее комнаты в надежде увидеть хотя бы силуэт этой «роковой» красавицы, причинившей мне такую сильную душевную боль. Какой — то садомазохизм, самый настоящий садомазохизм по — алтайски!