20 апреля. Распределение никак не было связано ни с учебой, ни с общественной работой. И даже наоборот: если ты что-то делал и хорошо успевал - ты очень нужен был в самых отдаленных, а то и глухих уголочках республики, чтобы там "сеять", "поднимать", "укреплять"… Все минчане остались в Минске - правда, в основном устраиваться будут сами. Но это не проблема: кроме школ, куда особо никто не желает попадать, есть редакции газет и журналов, библиотеки, техникумы и училища… Когда вошел я, кто-то из членов комиссии сказал: "Этот поедет куда пошлют…" Председатель подтвердил: "Очень нужны кадры в Молодеченской области…" На мое наивное, что хотелось бы из школы ездить хотя бы в райгазету, где есть литобъединение", я услышал чье-то иронично-назидательное: вот, мол, Пушкин и в Михайловском писал…
На следующий день Рем увидел список школ, в которых требовались учителя русского языка и литературы и который комиссия вывесила после своего заседания-распределения. Оказалось, что можно из списка выбирать и поменять школу. Сели с Ремом в читалке под портретом Маяковского и внимательно стали изучать названия школ, определяя по карте Белоруссии их местонахождение. Наткнулись на название "Крынковская". Она оказалась в двадцати километрах от Витебска. И мы поехали домой к председателю комиссии. Вопрос был решен очень быстро… Итак, я распределен. Школа на станции Крынки Витебской области. Легко можно ездить в Витебск, там есть областная газета, там есть известный в республике театр. В общем, все складывается неплохо.
29 апреля. Сегодня произошло необычное событие. Меня вызвали из читалки, сказали, что ко мне - какая-то пионерская делегация. Я выскочил тут же - и увидал прямо у входа в университетский сквер группу ребят в пионерских галстуках, многих с комсомольскими значками. А они, узнав меня, тут же построились. Застучал барабан. Запел горн. Сбежались студенты на непривычное зрелище у порога главного корпуса университета. Я и сам не сразу понял, что происходит. И лишь несколько минут спустя, когда отрапортовав и вручив мне огромный том, делегация замаршировала через двор к воротам, а ко мне бросились студенты, до меня все дошло. На томе Тараса Шевченко "Кобзар" (на украинском), прекрасно изданном томе, красовалась надпись на титульном листе: "Давиду Симановичу в знак благодарности за теплое отношение к нашей школе, в память о вечере, посвященном В. В. Маяковскому, от учеников 14-й школы. 29. IV. 55".
10 мая. С дипломной все произошло, как предрекал мой научный руководитель Гуторов. Я мужественно, как мог, отстаивал "образ автора", отвергая термин "лирический герой" в применении к роману "Евгений Онегин". Из меня вылетали и кружили над аудиторией цитаты-строфы. Каждая из них очень четко и точно относилась к самому Александру Сергеевичу, а не к некоему выдуманному лирическому герою. Аудитория - а меня ведь знают и даже, не побоюсь признаться себе, любят - репликами, а иногда хлопками поддерживала своего "героя", который вступил в поединок с единственным на филфаке профессором литературы… И Гуторов сказал, что работа хорошая, но с "формулировкой названия и его мотивировкой" он не согласен и потому оценку снижает на балл - "хор"…