Очередь дошла до самого ненавистного предела, когда ты оказываешься прямо у входных дверей, которые зимой держат закрытыми, и должна принять решение: можно уже просочиться внутрь или еще нет. Поспешишь – и будешь жаться к чьей-нибудь спине под тревожными взглядами блюстителей очередности; замешкаешься – и сзади, образно говоря, тебя непременно обсигналят за нерешительность. Последует вежливое: «Может быть, вам уже…» или «Там, кажется, стало посвободней». Примерно то же самое происходит на перекрестке, где необходим навык агрессивного вождения. Впрочем, когда она садилась за руль, ей могли сигналить сколько угодно. Стекло и металл отделяли ее от других водителей: те пронесутся мимо – и с концами. Но здесь-то соседи. Их понукания и косые взгляды донимают ее каждую субботу. Можно, конечно, закупаться в супермаркете, но как тогда «Поддержать Малый Бизнес»?
Да к тому же владелец мясного магазина знал свое дело, а потому она готова была мириться с наценкой. От рыбы и овощей ее сыновья воротили нос, и она нехотя признала, что не стоит пичкать их антибиотиками, гормонами и прочими гадостями, которыми нашпиговано дешевое мясо, грозящее когда-нибудь превратить ее мальчиков в восточноевропейских чемпионов по тяжелой атлетике среди женщин (нет, она, конечно, готова понять и принять любое их решение. Но зачем же своими руками подталкивать их к такой судьбе?). Сыновья привыкли есть мясо, и этому содействовал Пол. Скупердяем он никогда не был. И признавал, что кругом виноват. Оставлял себе прожиточный минимум, если не меньше, а львиную долю средств отдавал ей.
До щекотливого момента входа-выхода оставалось еще минут десять. Привлеченные соотношением цены и качества, жители этого лондонского пригорода выстраивались в длиннющие очереди к частникам, а дорвавшись до прилавка, не спешили с выбором. И в этой обстановке Эмму Бейкер, как назло, тянуло на интимные разговоры.
– А знаешь что? Я тебе завидую, – изрекла она.
Люси не ответила. Единственным ее оружием оставалось немногословие. Со стороны оно могло показаться безрезультатным, поскольку этот словесный поток не иссякал, но стоило дать слабину – и ручеек превращался в неудержимую лавину.
– Для тебя нынче возможен секс с теми, кого ты раньше даже представить не могла в своей постели.
Люси не считала подобную перспективу слишком уж завидной: если в ее жизни такое произойдет, вряд ли можно будет расценивать это как достижение. В конце-то концов, такая возможность открыта для любого дееспособного человека, стремится он к ней или нет. Но статус Люси как свободной женщины не давал Эмме покоя: раз за разом ее будто тянули за язык. Для Эммы, которая за долгие годы супружества ни разу не попыталась ни скрыть, ни оправдать полную несостоятельность своего мужа как в спальне, так и в любом другом пространстве, развод означал только одно – секс, а Люси думала: вот ведь парадокс и/или глупость, ведь ее собственный опыт доказывал, что развод – это как раз отсутствие секса. Иными словами, одиночество Люси служило экраном, на который Эмма проецировала свои бесконечные фантазии.