Последний вариант наиболее вероятен, потому как круги — не невнятное поведение требухи, в попытках смоделировать которое Архив завязывается бантиком с сомнительным результатом. Круги — предмет эфирный, любопытный, и они либо есть, либо их нет.
Архив их не видит, соответственно, и вариант инстинкта — самый вероятный.
Вот после подобного разговора я пожрал, да и завалился в шкуры. Кстати, еда была реально вкусной, и, оценив её, я пожевал с удовольствием.
А через несколько минут Ола проскакала по периметру комнаты, раздавая щелчки светящимся жёлтым пузырям, и в опускающемся полумраке скользнула мне под бок, прижимаясь горячим телом.
И… нет, наверное, решил я. То есть, возможно, и хочется, но чёрт возьми, СЛИШКОМ много ощущений, мыслей и впечатлений за сегодня. Один, один, чтоб его, чёртов день.
И не буду я даже в эфире шуршать, веско постановил я. А вот останусь сознанием в теле и банально, по-человечески, посплю. Может, это и самообман, и на самом деле “не надо”, но сделаю, потому что хочу.
Принял я это мудрое решение, лёг на бок, притянул горячую Олу, подоткнул шкуру, приобнял девицу, да и заснул.
Наутро выбирающаяся из шкур Ола меня разбудила, а я остался валяться, припоминая вчерашний день и пытаясь вспомнить сны. И последних я не наблюдал вообще, даже спросонья. Ну, крепкая здоровая психика, отсутствие воображения, либо мозг охренел до такой степени, что послал всё нахрен, включая сны. Вполне себе равновероятные варианты, хмыкнул я, потягиваясь и выбираясь из кровати.
Тем временем Ола притащила мне завтрак — кусок печёного мяса, сочного и мягкого, с незнакомыми мне, но более чем знакомыми Стригору специями. Горбушку ржаного хлеба, чашку каши и отвар из яблок. Всё вкусно, причём от еды получаю очевидное удовольствие, отметил я. Органично, но вполне приятно.
И, видимо в продолжение мыслей и “на десерт”, подошедшая Ола обдала меня теплом своего тела, принимая опустевшую посуду и… яйцы у меня не то, что выкатились, а выстрелили.
Отмороженная порнуха
Девица на выкаченное и боеготовое бросила взгляд, удовлетворенно улыбнулась, облизнулась и грациозно опустилась на колени между моих ног. И, без прелюдий, высунув язык запустила его под крайнюю плоть, оголяя головку именно языком.
А я замер — интенсивность ощущений от прикосновений очевидно превосходила всё, мной ранее испытанное. Ола же, наконец, обнажив головку, плотно сжав кольцо губ, начала ритмично насаживаться ими на член, вызывая накатывающие волны удовольствия.
При этом обильно текущая слюна стекала по члену и губам, язычок ритмично “оглаживал” головку, руки девицы, положенные мне на бёдра, ритмично сжимались, ушки подёргивались. И глаза, огромные глазищи неотрывно и с вопросом смотрели на меня.