Скорсезе знал, что существует только один человек, который может написать сценарий этого фильма. Это был Пол Шредер, его старый соратник по фильмам «Таксист», «Бешеный бык» и «Последнее искушение Христа». Они встретились за обедом, поговорили… Шредеру книга понравилась. Но он счел необходимым предупредить Скорсезе о некоторых более-менее явных религиозных подтекстах произведения. «Героини носят имя Мэри — Мария. Обрати внимание на католические символы, как ты это сделал в фильмах „Злые улицы“ и „Бешеный бык“». Кроме того, Пол Шредер написал заключительную сцену, которой не было в книге. В финале Фрэнк (Николас Кейдж) просит прощения у духа Роуз, молодой женщины латиноамериканского происхождения, за то, что не смог спасти ее жизнь. «Никто не заставлял тебя страдать, — напоминает медику его подруга Мэри (Патрисия Аркетт). — Это была твоя идея». Когда Скорсезе прочитал эту часть сценария, он был на седьмом небе от радости. «Ну конечно! Мы связаны друг с другом. Мы никогда это не обсуждали, но с годами мы даже стали похожи. Я сказал ему: „Это прекрасно!“ И ты прав, потому что человек не может простить себя. Он хочет, чтобы все остальные его простили. Вот это связывает нас друг с другом».

На противоположной странице: со своим постоянным сценаристом Полом Шредером
Скорсезе на неделю уехал куда-то в глубинку, чтобы «на полях» сценария сделать раскадровку фильма. «В „Таксисте“ Трэвис смотрит на мир взглядом параноика, и я показал мир с его точки зрения, — говорит Скорсезе. — В случае с Фрэнком все иначе: это образы внешнего мира, галлюцинаторные образы, нападают на него, вторгаются в его поле зрения и разрывают его психику. Через некоторое время реальность для него начинает сводиться к этим визуальным проявлениям агрессии: телам, разбросанным по тротуару, лицам, искривленным от боли или отвращения».
Он снова обратился к Роберту Ричардсону, главному оператору его фильма «Казино», который также часто работал с Оливером Стоуном. Ричардсон привнес в фильм свои характерные приемы — контрасты между темнотой и светом с яркими ореолами. Съемки шли в кварталах с характерным названием «Адская кухня» в районе Вест-Сайд на Манхэттене. Работа художника-постановщика Данте Ферретти сделала пейзаж еще более мрачным и углубила кошмарные картины города. Впервые за много лет Скорсезе оказался ночью в этом районе Нью-Йорка и побродил по Девятой авеню там, где она пересекается с 54-й улицей. «Вы становитесь частью ночной фауны города, — заметил он. — Их не видно, но они здесь, эти люди. И пусть некоторых из них нет на улице, поверьте мне, они где-нибудь прячутся. Я видел некоторые из мест, в которых они скрываются. Вам лучше не знать где. Под землей, в норах. Под железными дорогами. Это — конец жизни. Это — отстой. Это — дно. Ниже — некуда». Кто-то сказал режиссеру: «Но сейчас Нью-Йорк выглядит немного иначе». Имелось в виду, что с тех пор как Скорсезе был там в последний раз, мэр Джулиани навел в «Адской кухне» некоторый порядок. На это Скорсезе ответил: «У вас поверхностный взгляд. Речь вовсе не о Нью-Йорке. Речь о страданиях, о человечестве. Речь идет о нашей роли в жизни».