Мартин Скорсезе. Главный «гангстер» Голливуда и его работы (Шон) - страница 92

Родившиеся в Америке „местные“ во главе с Биллом Мясником соперничают с бандой „Мертвые кролики“, состоящей из ирландцев. Во главе этой группировки стоит Священник Валлон (Лиам Нисон). Жестокое и кровавое сражение, в ходе которого снег становится красным от крови, снято вблизи; это серия наплывов, которые делаются под низкими углами крупным планом. Эта сцена — прекрасное напоминание о том, что Скорсезе умеет лучше всего: показать конфликт так близко, что кадры фильма ощущаются зрителем, как удары по его собственным почкам. Как режиссер он всегда был агорафобом, то есть очень боялся открытых пространств. Скорсезе — это экспрессионист, это городской паук, который прячется в пятнах тени. Он примерно так же скучает по широко открытым пространствам, как герои Харви Кейтеля и его банды из фильма „Кто стучится в мою дверь?“ мечтают о сельской идиллии. Уже фильм „Злые улицы“ был почти целиком снят с рук, а ко времени „Таксиста“ мрачный и изменчивый Нью-Йорк стал едва ли не душевным состоянием и образом мысли режиссера.

Скорсезе рассматривал фильм „Банды Нью-Йорка“ как „попытку внести свой вклад в традиции американского эпического фильма“

Амстердам в схватке с бандитом и расистом Макглойном (Гэри Льюис)

Широко известный фильм „Унесенные ветром“ — с его великими историческими перспективами, его ощущением того, как зрелище усиливает эмоции — исходит из совершенно другой визуальной грамматики. После первого часа просмотра фильма „Банды Нью-Йорка“ возникает ощущение, что Скорсезе пытается найти какой-то компромисс между масштабностью в духе Дэвида Селзника, продюсера „Унесенных ветром“, и интенсивным использованием собственных приемов. Так, оператор Михаэль Балльхаус и режиссер-постановщик Данте Ферретти выбирают для фильма темную палитру из низко висящего задымленного неба, под которым находится запутанный до клаустрофобии лабиринт из деревянных лачуг, вымощенных булыжником улиц и грязных дорожек. Получается потрясающая картина, нечто среднее между китайской оперой и Лондоном в фильме Дэвида Лина „Оливер Твист“. Впрочем, зрителю не требуется много времени, чтобы понять, где лежат границы этой картины. Вблизи у них возникает чувство легкого недоумения: „Ради чего именно снят этот масштабный исторический эпос?“ Возможно, психологическая наполненность источника оказалась слишком велика для творческого регистра Скорсезе, и он оставался неудовлетворенным до тех пор, пока не довел эти величины до определенной степени соразмерности. Вполне могло случиться и так, что он просто не смог удержаться от демонстрации своего мастерства: в ленте есть несколько панорамных съемок с крана, великолепная избыточность которых согрела бы сердце Сесила Б. Демилля, известного мастера показа роскоши.