— Может быть, ты хочешь всю жизнь прожить так, как мы живем теперь? — резко спросила я. — И вообще, как ты представляешь себе наше будущее?
Ты ответил на мой вопрос. Ты сказал, что другого способа жить не видишь, во всяком случае в городе. Ты был почти уверен, что в городе нет такой жизненной сферы, где ты мог бы пригодиться, чтобы твое пребывание здесь обрело бы смысл.
— Никто здесь не мечтает о моем появлении. Пускай другие борются за право просиживать штаны с девяти до пяти и вносить свой вклад в производство излишков. При нашей нынешней жизни мы никому не причиняем вреда, мы никого ничего не лишаем.
— Нам срочно нужно купить трусов и маек.
— Трусы можно сшить.
— А откуда мсье возьмет соль?
— Другие живут и без соли.
— А мыло?
— Вредно для кожи.
— А как быть с зубной пастой?
— Совершенно ни к чему, мы же не находим в контейнерах конфет.
Ты ни в коем случае не хотел оказаться среди людей, которым не мог простить того, что легко прощал животным. Отношения в животном мире — детские игрушки по сравнению с миром людей, говорил ты. Эта людская жадность, это стремление доминировать, жестокость, убийства — полное безумие.
У тебя, говорил ты, как и у меня, всегда было превратное представление о том, что такое в конечном счете «природа». Да-да, как и у меня. Я боялась стебелечка, проросшего через асфальт, или тлинки, высосавшей сок из фасолевого листка в огороде, но лучше бы я боялась себя самой. Основная ошибка, которую мы оба делали, — то, что мы исключали человека из ведомства природы. Тут ты горько засмеялся. Природа в городе, природа людей намного более жестока, чем природа в деревне. В этом смысле ты отлично понимал, почему я хочу вырваться из-под ее власти. И если это мое серьезное намерение, то я должна научиться обуздывать не растения и животных, а саму себя.
— Иоио, — продолжал ты свою проповедь, — ты должна выработать сильную волю. Стать хозяйкой самой себе, чтобы чувствовать себя хорошо не только здесь, но и где угодно. Человек должен научиться приспосабливаться к требованиям момента. Быть автономной единицей. Абсолютно независимой от кровных уз. Мы должны развить в себе все те качества, которых у него, этого мудака, нет и которые есть у хорошего bique-et-bouc'a или доминиканца, это все равно. Освободиться от потребности оплодотворять и быть оплодотворенной, от желания иметь и стремления получить — вот что важно, вот это-то и есть культура. Мы можем обойтись без денег точно так же, как опять прекрасно обходимся без секса.
Такую длинную речь ты произносил в первый и в последний раз в жизни, поэтому я ни на миг не прерывала тебя. Даже не буркнула в ответ: «Моралист». Не ручаюсь, что запомнила твою тираду дословно. Но ручаюсь на сто процентов, что именно ты предложил первым, чтобы я, если мне позарез нужно тратить в месяц столько же, сколько и раньше, попробовала продать какие-нибудь из моих самодельных костюмов.