— Ох-хи-хи… — застеснялся Беккер.
Ещё бы — красотка оголила его мужское достоинство, выглядевшее со стороны скорее как заскорузлый недостаток. Однако плоть всколыхнулась — нижняя чакра при прикосновении — и стала подобно сталактиту, вот только не свисающему вниз, как прежде половой орган пленника, а скорее торчащей из стены параллельно земной тверди под ногами. Облизнулась.
Трактовать её поведение можно было двояко, и Беккеру больше всего льстил второй вариант развития, поскольку он и представить не мог, что его «деликатес» может также входить в меню как на Кавказе бараньи яйца. Да и не петух, а не курица, чтобы их нести или высиживать. Так чего зря тут штаны с дикарями просиживать. Следовало договориться с вожаком. Оставалось выяснить, кто здесь главный, поскольку на первый поверхностный взгляд вырисовывалось разом три кандидатуры. Одна лежала и стонала в стороне у костра с проломленным черепом-маской, иная испугалась мобильника, а третья — вовсе палач.
И вид старика скорее гласил: и скучно, и грустно, и повесить некого. А если вспомнить, что казнь над пленником отменялась, то и вовсе несложно его понять.
Беккер решил и дальше попытаться умилостивить дикарей, а чем, как не дарами — и щедрыми, а в его случае чего не возьми и не коснись — всё должно за них сойти. Тот же мобильник, хотя и не оценили…
— Питекантропы!
Пленник ткнул себе в грудь.
— Человек!
А затем указал на Уйё.
— Человек!
Дикарь свёл воедино брови.
— У…
— Мужик! — снова положил себе ладонь на грудь пленник, а затем попытался коснуться груди дикаря, но тот отстранил его руку и замахнулся недвусмысленно дубиной.
— Ладно, — понял Беккер, если на то пошло, то лучше взять за грудь местную красотку, а заодно пощупать. Когда хотелось сделать и не только это, но и уединится. Ведь чем он хуже дикарей, а она, как женщина, тех девок, что остались в лагере. Они с утра, когда не накрашены, те ещё красавицы, а если и не умыты и только с постели — вовсе страх и ужас.
Также помнил: красота требует жертв, и чаще человеческих. Могла и откусить, а уж покусать — вне всякого сомнения. Не целоваться же ей с ним — вряд ли что-либо понимала в любовных утехах. Тут дикий мир: если самец захотел — взял силой.
Что и занималась чуть в сторонке одна парочка. Дикарка упиралась, но тут последовал удар дубинкой по голове от дикаря и… довольное пыхтение одного из партнёров с ёрзаньем.
Вот так всё просто и незамысловато: сила есть — ума не надо. А тут и не дано, за исключением одного «но» — ростки зарождающегося разума были на лицо. Питекантропы питекантропами, а не прочь были превратиться и в неандертальцев, если не больше того — в кроманьонцев. Всё-таки какие-никакие, а хомо-сапиенсы. Но по жизни те ещё приматы-примитивы. Вот и о чём с ним можно говорить, а толковать.