Этому обмену, впрочем, препятствовал слишком замкнутый характер первого французского генералиссимуса.
Если трудно было обеспечить единство военных действий в начале войны, когда в Европе было только три отдельных фронта: Западный – Англо-французский, Восточный – Русский и Южный – Сербский, то положение осложнилось еще более, когда дополнительно образовались столь же самостоятельные фронты: Дарданелльский, Итальянский, Салоникский. Я уже не говорю о фронтах внеевропейских.
В результате такого положения, державам Согласия на протяжении почти всей войны не удалось ни разу произвести сколько-нибудь одновременный натиск на общего противника. Последний, в лице Германии, пользуясь своим внутренним положением и хорошо развитою сетью железных дорог, успевал не только отражать направленные против него в одиночку наступления, но поочередно наносить и свои собственные очень чувствительные удары. При этом выходило почти всегда так, что когда на одном фронте немцы вели наступательную операцию, другие члены согласия бездействовали, или только подготовляли свой контрудар, который выполнялся уже тогда, когда дело на первоначальном фронте подходило к концу и у немцев являлась возможность начать переброску своих резервов ко вновь угрожаемому для них району.
Конечно, все дурные последствия такого положения были вполне ясны для военных руководителей отдельными союзными армиями. Но не в их власти было изменить создавшуюся обстановку. Насколько было возможно, они стремились входить друг с другом в общение, их штабы обменивались сведениями о противниках и совместно работали в области разведки. От времени до времени посылались отдельные доверенные лица и даже целые миссии для информации и ознакомления с положением дел на фронте. Но все это были меры лишь паллиативного характера.
Наконец, с 1915 г., все с той же целью наилучшего согласования военных действий, начали от времени до времени собираться военные междусоюзные конференции, а к главным квартирам союзных армий постановлено было прикомандировать, сверх военных атташе, более полномочных военных представителей.
Польза от этих конференций была лишь относительной, и мне придется в дальнейшем отметить, как прекрасным словам, сказанным на июльской конференции 16-го года в Шантильи, не суждено было превратиться в реальные дела, которые могли бы, в действительности, облегчить истекавшую, в то время, кровью Русскую армию.
Лишь в 1918 г., когда Россия оказалась уже вынужденною выйти из войны, вопрос о едином командовании был окончательно решен державами Согласия, в смысле оперативного подчинения всех вооруженных сил этого согласия руководству маршала [Ф.] Фоша.