Я хотел было спросить у Коры, видела ли она, как поранился Тремор, но тут же осекся. Потому что наконец все встало на свои места. Вся разрозненные пазлы сложились в единую картину. Я даже внутренне усмехнулся.
А ведь как удобно! Я решил вычислить предателя и тот с радостью отозвался на мое предложение. Хотя меньше всех подходил на эту роль. Наверное потому, что полукровкой не был. Зато та, кто находилась все время рядом, идеально сыграла роль кукольника, дергающего за веревки.
И всему ответ – кровь на теле Тремора. Если бы Алиса была здесь… Да это даже забавно. Почему-то мне вдруг стало весело. От нездорового гневливого смеха внутри родился тяжелый грудной кашель. Зато им удалось скрыть неадекватную реакцию, которую остальные могли связать со смертью Тремора.
Я достал бутылку водки. Вот теперь самое время. Свинтил крышку и сделал пять или шесть глотков. Забавно, но огненная жидкость не обжигала. И не приносила никакого облегчения. Зараза!
– Слепой, Псих, поднимите его, – я специально не называл убитого по имени, чтобы полукровка думала, что подозрения до сих пор на Треморе. – Надо унести его вниз и похоронит. И тех военных тоже.
– Шип, это затормозит нас, – подала голос Алиса.
– Ничего страшного, – ответил я, не глядя ей в глаза.
Сам же я стоял и думал, как именно следует поступить. Убить полукровку тут же, пока она ничего не подозревает? А уже потом всем объяснить причину своего поступка. Или раз уж она считает, что прекрасно замела следы, оставить пока в живых. И попытаться использовать в своих целях.
Убитых мы похоронили во дворе дома. Благо, Слепой вырыл могилы быстрее, чем бригада землекопов, которым пообещали щедрое денежное вознаграждение. Каждому отдельную, как на лучших погостах Парижа. Хотя, помнится, во французских катакомбах как раз сваливали всех без всякого разбора. Там из черепов даже целые стены возводили.
В общем, я просто хотел, чтобы Тремора похоронили отдельно, а не в братской могиле. Мне казалось, что пацан как минимум заслужил этого. А уже потом Слепой сказал, что выроет каждому последнее пристанище сам. Я и не стал его отговаривать. Торопиться, по большей части, нам теперь было некуда. Да и незачем.
– По поводу крестов я бы поспорил, – сказал я, глядя, как старик подготавливает гвозди и подходящие для его задумки доски. – Вон тот темненький, с бородой, вряд ли православный.
– Надо было при жизни думать, – отмахнулся Слепой. – Подготовитьшя, положить запишку в карман, где подробно рашшказать доброй душе, которая погребать будет, как ушопшего хоронить. А так уж извините.