– На дороге гляди в оба.
– Я вот спрашиваю себя – что эти два парня делали ночью на трассе?
– Петер, полиция ведь обычно довольно толерантна к свадебным кортежам. Или гомосексуалы не имеют право по ночам блокировать улицы из-за любви?
– Ладно. Допустим, я сочту нормальным, если два исчезнувших члена семьи Хольгерсон, едущие в начале пятого утра на электросамокате, – это такой гомосексуальный свадебный кортеж… Но одна вещь все равно не укладывается у меня в голове.
– И какая же?
– Медэксперт говорит, что эти двое к моменту ДТП были мертвы уже как минимум шесть часов. Судя по температуре тела. Кроме того, исследование крови выявило, что оба были под завязку накачаны наркотиком. Причем коксом очень плохого качества.
– Это настораживает.
– Настораживает, что у одного из этих двоих вдобавок отсутствует ухо.
– А это уже и в самом деле абсурд.
– Ты тоже так считаешь? Меня это успокаивает. – Петер явно испытал облегчение, в кои-то веки не услышав от меня ни слова против.
Однако мне пришлось снова его разочаровать:
– Странно то, что ты рассказываешь мне эту историю. Только потому, что я несколько раз попросил штатных сотрудников правопорядка принять меры еще до того, как эти мальчики из парка сотворят какое-нибудь дерьмо. А теперь я как-то ответствен за то, что они действительно сотворили какое-то дерьмо?
– Бьорн, в понедельник кто-то вламывается в детский сад. Ты подозреваешь парней из парка.
– Я их не подозревал. Я только просил, чтобы вы их заподозрили.
– В тот же вечер этих парней усмиряют в парке, а двоих из них похищают.
– По-видимому, нет. Они ведь даже пожениться успели.
– Во вторник оба умирают где-то в течение дня, а потом вечером какой-то фургон переезжает их трупы. Трупы тех парней, из-за которых ты несколько десятков раз на протяжении шести месяцев звонил в органы правопорядка.
– Минус одно ухо.
– Что, прости?
– Ну, фургон переехал явно некомплектные трупы. Одно ухо, наверно, уже отсутствовало.
– Но теперь речь идет о твоих ушах. Ты жаловался на шум из-за этих парней. Теперь они мертвы.
Я с искренним возмущением потряс головой:
– Каким глупцом я должен быть, чтобы сначала позвонить в полицию, а потом совершить самосуд из-за нарушения тишины? Чего ты вообще от меня хочешь?
«Я не глупец! Я по-детски простодушен», – пожаловался мой внутренний ребенок.
«Ты прав, но полиция не видит разницы», – успокоил я его.
– Хорошо, я ведь просто для порядка спрашиваю, заметил ли ты что-то необычное в предпоследнюю ночь, – сказал Петер, и по его тону было понятно, что он хотел бы закрыть эту тему.