– Коллеги из Альгоя обратились к Петеру за служебной помощью, чтобы расследовать, был ли я виновен в несчастном случае с официантом в приюте.
– Тупой хлыщ в футболке с блестками? – Значит, на самом деле Катарина скорее в негативном ключе вспоминала этого господина, которого в Альпах еще защищала. – А что с ним?
– Он мертв, – сказал Петер, заметно испуганный напором Катарины. – Он свалился с террасы и сломал себе шею.
До этих пор Катарина предполагала, что официант сломал ногу. Но, в отличие от меня, она, очевидно, не гуглила этот несчастный случай. Потому что ее попросту не интересовало, что там с этим официантом и как его дела. Или у него больше нет никаких дел ввиду отсутствия пульса. На известие о смерти человека, чья жизнь ее ни с какой стороны не интересовала, она отреагировала, соответственно, без эмоций.
– И какое отношение это имеет к отцу моей дочери? – Такая формулировка была хорошим знаком. Отец ее дочери был хорошим человеком.
– Ну, один свидетель видел, как Бьорн после ссоры с этим официантом пошел на задворки хижины.
– Что это за свидетель? Может, один из пьяных бундесверовцев?
Интересно, что Катарина смогла припомнить в деталях не только тот день в Альпах, но также и элементарные базовые знания, полученные в университете. Если вы хотите развалить чье-то свидетельское показание, нужно представить этого свидетеля как не вызывающего доверия, а его показание, соответственно, как недостоверное.
– Свидетель на самом деле солдат-контрактник, – уточнил Петер.
– Я охотно расскажу тебе, тоже как свидетель, за какое время этот солдат и пять его товарищей за соседним столом уговорили две дюжины бутылок светлого пива. Вы, случайно, не измеряли, сколько промилле у них там было? Нет? Жаль. Судья определенно захочет знать, чтобы оценить их показания.
– Речь идет только о небольшом показании по поводу Бьорна, ходил ли он один за…
– Нет. Не ходил. В Альпах Бьорн все время был рядом со мной. Он не ходил один за хижину. Запиши это, пожалуйста, в моем протоколе допроса. Мой муж отказывается от дачи показаний.
Катарина уставилась на Петера, как львица, которую только что у водопоя, где она кормила своих детенышей, потревожила гиена. Петер и отреагировал как гиена. Он с неохотой отступил.
Я потерял дар речи. Честно говоря, Катарина еще никогда так за меня не заступалась. Но она ведь сделала это не ради меня как такового, а ради отца ее дочери. Я посмотрел на нее вопросительно. Она посмотрела на меня утвердительно. Я первым нарушил молчание:
– Спасибо, что сделала это для Эмили.