– Не надо больше, – хриплое хныканье переросло в полу-стон. Точнее, должно было перерасти, если бы у девушки остался голос. Ее плечи затряслись от беззвучных рыданий.
Опустившись на колени рядом с Олей, Шапка не смогла подавить злобный рык, вырывающийся из горла. Кровь, влажно расползающаяся по ее волосам, превратилась в сплошной поток, крупными яркими дорожками заливая все вокруг.
– Это я, маленькая, – сказала Ллариг так нежно, как могла, – потерпи еще немного, мы уже почти идем домой.
– Фир, – слабая улыбка осветила обезображенное шрамами лицо ведьмы, – я не сказала. Ничего не сказала.
– Я знаю, – фейри убрала с ее лица спутанные пряди волос. – Ты у нас храбрая девочка. А теперь поспи.
Скользнув пальцами по бледной коже Оллин, Шапка усилием воли замедлила ток крови в сонной артерии, отключив ведьму. Это было вредно, но, как помнила фейри еще с давних пор, болевой шок для человека мог быть смертелен. А что может быть хуже самой смерти, когда исправить уже ничего нельзя?
Выйдя из комнаты, Ллариг показала за спину, в сторону открытой двери. Пожиратель грехов, уже довольно твердо стоящий на ногах, кивнул в ответ и направился в помещение. Выглядел он немного лучше. Бледное лицо Алека выражало решимость, а рот был сжат в полоску – падший наверняка искусал себе все губы. Ллариг проводила его взглядом и достала из ножен оба клинка, плотно обхватив рукояти.
Оставалась последняя комната.
Глава 20
Сидхе были в доме. Ощущение от присутствия появилось задолго до того, как они переступили порог этой обители. Не то чтобы всем овладело какое-то гнетущее ощущение предвкушения, просто… она молилась, чтобы дверь впереди осталась запертой, чтобы не пришлось делать то, что заставлял Джарра, стоявший за спиной. Она обещала не вредить никому, даже Сидхе.
Девушка повернула голову и в ее шею снова впился ошейник, густо усеянный шипами по внутренней стороне. Тонкая алая струйка побежала вниз, впитываясь в давно влажную майку, неприятно липнувшую к телу. Боль, ощущаемая при этом, уже давно потеряла свое первоначальное значение, из фактора устрашения превратившись в простое физическое неудобство. Просто, как насморк, мать ее… Короткие волосы, обрезанные тупым ножом ближе к затылку почти под корень, достигали уровня скул со стороны лица и упрямо лезли в глаза. Еще недавно вместо жалких остатков на ее идеальной головке чуть вились длинные белокурые локоны, обрамляя тонкие черты аристократического лица. Кажется, с этого момента прошли столетия.
Мучитель за ее спиной стоял молча. Наверняка упершись взглядом в дверь. Она предпочитала даже не вспоминать имени, ограничиваясь местоимением «Он» или емким словом Джарра[37]. При взгляде на него ощущались только злость и собственное бессилие. И ожидание. О, да! Ждать она умела, как гадюка, затаившаяся под старым ветхим деревом, поваленным бурей.