Чувствуя, что выдохлась, Эля решила полазить по Интернету. Последнее время она все больше часов проводила во всемирной паутине. Не только скачивала оттуда материалы, но и отводила душу. У нее было предчувствие, что Алекс бродит где-то поблизости. Стоит открыть нужный портал, он там. Дмитрий звонил редко, отделывался ничего не значащими фразами. Вел себя, как если бы Алекс уехал в соседний город по делам, со дня на день должен вернуться.
Эле все чаще казалось, что Пивоваровы просто хотят от нее отделаться, спустить дело на тормозах. «Бросили кость — отдали квартиру Алекса на разграбление, и катись, — шипел внутренний голос. — Самый неприятный вариант — полная неопределенность. Для кого-то жив, для тебя мертв».
Бытие становилось зыбким, ненужным. От каждого сквозняка веяло замогильным холодом. «Надо принимать решение, искать нового спутника. Нет сил. Куда ни кинь, повсюду клин. Жив Алекс, исчез из моей жизни, тошно. Умер — еще хуже».
После похода к психиатру Эля стала принимать таблетки от депрессии. Ела их целыми горстями. Легче не становилось. Когда появлялась работа, погружалась в нее. Затем снова наступала пустота. Безмолвие окружающего пространства, в котором плавают навязчивые подозрения. Даже телефон не звонил. Пить не хотелось. Видеть людей тоже. Хваталась то за Цветаеву, то за Есенина. Ахматову не любила, но некоторые строчки преследовали неотступно: «И вовсе я не пророчица, жизнь моя светла, как ручей, а просто мне петь не хочется под звон тюремных ключей».
Временами впадала в отчаяние. В прострацию из жанра: «Кажется». Оглядывалась на улице, просыпалась среди ночи, подходила к двери, прислушивалась, не дышит ли кто с другой стороны. Стол под окном казался ночным бродягой, забравшимся в дом. Шкаф смахивал на убийцу с большой дороги. Даже любимое зеркало поглощало солнечный свет, а не рассыпало его по столу, как прежде.
По три раза в день, а то и чаще Эля заглядывала в электронный почтовый ящик. Без толку! Кроме газетных статей, которые кочевали от нее в редакцию и обратно, ничего достойного внимания. «Хотя бы прежние, сентябрьские, бандиты объявились! Так нет. Исчезли, как будто в природе не было». «Наверно, все-таки дело рук Вадима», — выползал внутренний голос из зеркала…
Эля который раз вспоминала этот дурацкий — его даже проклятым не назовешь — четверг. Накануне, в среду, пришло сообщение:
«Приглашаем на встречу госпожу Либман в метро. Четверг, двадцатого. С 8 до 10 часов. Условия Вам известны. Не забудьте деньги. Желательно крупные купюры, но сойдут любые».