И Жир принялся орать на носильщиков:
– Вы что здесь паркуетесь, придурки? Здесь нет парковки, это служебный вход и частная собственность, парковка только для администрации библиотеки и привилегированных сотрудников.
Несмотря на вопли, носильщики продолжали двигаться, и остановили паланкин как раз напротив хода в библиотеку.
После чего шторки на окне разошлись и в глубине проема замаячила украшенная бакенбардами физиономия Психа.
Свин вытаращил глаза – сначала от удивления, а потом от восторга. Он даже приоткрыл рот, чтобы начать выкрикивать издевательские речи, но тут раздался голос Психа.
– Только попробуй.
Сказано это было таким тоном, что все, знавшие Психа хотя бы шапочно, мгновенно поседели бы от ужаса.
– Если ты изрыгнешь хотя бы одну шутку, я выпрыгну с посохом наперевес и отрихтую тебя, как КАМАЗ – консервную банку. Нам потом в Тюмени месяц жить придется – потому что раньше ты с постели не встанешь. Зато если ты промолчишь – сможешь сегодня пожрать обильно и разнообразно. Выбирай, свинтус – синица в руках или утка под кроватью?
Свиноид завис на несколько секунд, напряженно размышляя. Потом с сожалением вздохнул и поинтересовался:
– Что ты там про пожрать говорил?
– Слава богу, – удовлетворенно кивнул Псих. – Разум победил низменные чувства. Вы оба назначаетесь конвоирами. Каждый берет по пленнику и следует во дворец, держась в кильватере за паланкином. Во дворце сегодня анонсирован пир в нашу честь, вы все приглашены. Все, дуйте за пленниками и долго не копайтесь. Я вас здесь подожду. Я вообще отсюда вылезать и радовать толпу не собираюсь, для роли дрессированной обезьянки вас покорный слуга уже несколько староват.
* * *
У мэра Тюмени все делалось быстро – быстро допросили Мясного и Сукина, быстро составили указ об амнистии монахов-библиотекарей, быстро отметили подорожную, любезно поданную Четвертым.
И только пировали в мэрии вдумчиво, размеренно, со вкусом и без спешки.
За одним-единственным исключением.
Посмотрел бы ты, читатель, как вел себя невоздержанный свиноид Жир! Кажется, он дал полную волю своему неумеренному аппетиту. Хряк поглощал разные блюда с жадностью голодного волка или тигра. Всю еду и фрукты, которые стояли неподалеку от него, он съел один. Вскоре подали дополнительные блюда, но он опять накинулся на них, словно еще ничего не ел, и очистил все блюда и тарелки дочиста. Он ни разу не отказывал разносящим вино ни в единой чарке. И так он вел себя на протяжении всего празднования, а ведь веселый пир продолжался весь вечер и почти всю ночь.
К делу мэр приступил ближе к рассвету. Жизнерадостный толстячок подсел к монахам, которые, за исключением Жира, давно уже наелись и подумывали, как бы поделикатнее откланяться.